Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

- Но таких, чтобы и вправду сильные, тем более – женщины.

Сказала и поняла, что права. Женщины. Это кровь женщины.

Бекшеев открыл глаза и уставился на меня. Жуть какая. Интересно, матушку его звать пора или еще рано? Снова чернота. И глазные яблоки движутся вправо-влево. Очень быстро. Словно он читает невидимую книгу.

- Уровень?

- Второй. Может, и первый… или третий? Третий пограничный если, - я попыталась уловить нужное ощущение. – Третий пограничный и второй. Первый все же иначе звучит. По запаху. Более выраженный.

- Четвертый. Никого выше четвертого, - он выдохнул и глаза остановились. – Данных недостаточно. Недостаточно данных…

Он чуть наклонился, сгорбился. И я испугалась, что сейчас трупов станет два. Но нет. Секунда и Бекшеев распрямился.

- Извините, - сказал он прежним почти равнодушным тоном. – Если напугал вас.

- Не дождешься, - я сунула руки в подмышки и куда уверенней сказала. – Мишка наткнулся на кого-то… случайно. И этот кто-то был ему знаком. Мишка не пошел бы к чужаку. И не подпустил бы близко. Здесь это рано вбивают. И хорошо. На уровне инстинктов. Но он был любопытный. Да и если бы вдруг увидел знакомого человека, который делает что-то непонятное, то…

Предложил бы помочь.

Тетка Зима, малинки…

Та гребаная малина таяла на языке горячим летом. И я тогда впервые за долгие месяцы поняла, что все еще жива. Несмотря ни на что жива.

- Он полез бы помочь.

Он всегда помогал. Даже когда не просили…

- А его вот так, - я дотянулась до Мишкиной ноги, которая выглядывала из-под простыни. И погладила. Ничего. Я найду.

Не знаю, какой ценой, но… ищейки след не бросают.

- Знаете, - Бекшеев вытер нос рукавом и поспешно отвернулся. – В таком случае нам стоит поискать место, где его убили.

Легко сказать.

Хотя…

Я взяла в руки нож. И монетку.

- Надо показать это… одному человеку.

- Вы не будете против, если я составлю вам компанию? – Бекшеев говорил гнусаво. И стало быть, носом кровь пошла. Ну да… его дело. – Только… мне бы привести себя в порядок. А вы… вы подождите наверху. Пожалуйста.

А вот это, несмотря на всю вежливость, прозвучало приказом.

Но я лишь плечами пожала. Подожду. Отчего бы не подождать.

Наверху была Ниночка. А я вспомнила о ней, только заслышав звонкий голосок. И смутилась. И отступила бы, но Медведь почуял.

И повернулся.

А следом и Ниночка замолчала. Напряженно так.

Не то, чтобы она меня не любит. Хотя… так и есть, не любит. Ей и не за что. И слухи эти, которые уж сколько лет по Дальнему гуляют, будто мы с Медведем любовники, тоже не добавляли симпатий.

А она хорошенькая.

Круглое личико. Ямочки на щеках. Брови Ниночка выщипывала по последней моде, тонкими дужками, а губы красила красною помадой. И платье-то на ней было нарядным, светло-голубое, в крупный горох. И пояс широкий подчеркивал тонкую талию. Пока тонкую.

- Доброго вечера, - сказала я тихо. – Мы… сейчас уходим.

- Что? – Медведь поднялся из низкого и с виду тесного кресла, куда его запихнули. В руках он держал кружку, но судя по запаху, до меня долетевшему, отнюдь не с чаем.

- Я его найду, - спокойно сказала я.

Кивок.

И судорожный вздох.

Ниночка прижимает руки в белых перчаточках к губам. Она… бесит.

Вот этой вот сахарностью, нарядностью бесит. И еще тем, что я такой быть не смогу. Даже если наизнанку вывернусь. А я бы вывернулась. С удовольствием.

И зависть, темная, душная, поднимает голову.

Бекшеева слегка хмурится.

- Я… домой, - говорю это Медведю, старательно Ниночку игнорируя. По-моему, её это тоже бесит. – К Софье. Она со вчерашнего одна, считай.

Есть, конечно, Магда. И Софье случалось оставаться, но все равно не порядок.

Кивок.

И хмурое выражение лица у него. А на её личике – страх. Не меня Ниночка боится, а того, что Медведь останется.

- Не дури, - я по его глазам вижу, что страх её не беспочвенен. – Когда уезжаешь?

- Вечером, - отвечает за Ниночку Медведь. – А я через два дня.

Хорошо.

Или нет.

- Может, сейчас?

- Нельзя, - Бекшеева подает голос. – Я должна завершить хотя бы первый цикл регенерации.

И голос её ворчливый вдруг успокоил. И сама она… все-таки сволочи они, целители. Лечат, успокаивают… кто их просит-то лезть?

Но киваю.

И да, наверное, Медведю повезло. К целителям её уровня очередь даже не на месяцы – на годы. А кроме того стоит консультация столько, что… в общем, Ниночка поспешно кивает.

- Нужно завершить… - и смотрит на меня. Сейчас в круглых ярко-синих глазах её мольба. И я понимаю. И впервые, пожалуй, она перестает раздражать.

- Завершим, - говорю, глядя в глаза Медведю. Только попробуй дернуться. Я и остальных в известность поставлю. А то и вовсе к кровати привяжем. Если вместе, то справимся.

И Ниночка выдыхает.

А потом…

- Может, вы чаю выпьете? Мы пирожных принесли. Я сама пекла. Эклеры. Свежие.

А пирожные у нее вкуснючие. Знаю. Родители Ниночки из местных, но уехали. А Ниночка вот вернулась, когда война началась. И тетка не прогнала сироту, но к делу приставила. Может, от доброты, а может, лишние руки понадобились. В пекарне-то работы хватает.

Так Ниночка и жила.