Не вышел из боя

— Ты что же, тварь, не видела разве, что плохо ей? Только и знаешь — языком чесать. Она же с Сашкой этим живет, или не знала? А может, ты нарочно, — говорил Володька, прикладывая Тамаре на лоб мокрую тряпку, — нельзя, милая, быть такой мразью завистливой.

— Ты, Володя, с ума сошел, при чем тут зависть, — испуганно бормотала Лариса. Хотя зависть-то была при чем. Полгода назад сама Лариса была влюблена в Кулешова, он тогда пел весь вечер новые свои песни, и все кругом с ума сошли и визжали от восторга, а он — Сашка — улыбался только и благосклонно принимал комплименты, не особенно всерьез, белый от напряягения, с каплями пота на лбу и в вымокшей рубахе. Послушает и новую песню споет, еще похлеще предыдущей, выкрикнет, как в последний раз. Даже слова иногда не слушала Лариса, а только голос, от которого мурашки по коже и хорошо становилось на душе, хотя надрыв и отчаяние были в песнях, и слова грубые и корявые,

Ребята! Напишите мне письмо,
Как там дела в свободном вашем мире?

Лариса и так и этак обращала на себя его внимание, извертелась вся, и пригласила домой. Но он не пошел. В другой раз, сказал, но другого раза не будет ведь для Ларисы. И не было. Видела она его еще несколько раз с Тамарой, красивой высокой девушкой, которая не то училась в театральном, не то кончила уже. Она и подружилась с Тамарой, чтобы его видеть и, чем черт не шутит, может быть, когда-нибудь и заполучить. Надоест же ему эта, в конце концов. Он на одной долго не задерживается, да и не учится она, кстати, в театральном, вышибли ее оттуда, даже, говорят, за аморалку.

Но Саша не собирался вроде линять от своей любовницы, а, напротив, чаще стал с нею появляться во всех московских домах. Он развелся с женой, Кулешов, и жил один — квартиру снимал. Так что спрятала до поры поглубже черные и жадные свои мыслишки Лариса, но своего часа ждала. И дождалась. При первой же возможности не преминула до обморока довести свою подругу, хотя, конечно, не ожидала она этого обморока, думала, что Тамара полегкомысленнее. И не на шутку испугалась.

— А она не умрет, Володя, смотри — почти и не дышит.

— Да не мельтеши ты! Принеси лучше лед и валерьянку.

Тамара начала уже приходить в себя. Обморок длился минут сорок, а то и больше.

— Что это со мной было? — спросила она.

— Обморок, — ответил Володя.

— А почему лицо болит?

— Это я тебя в чувство приводил — боялся, не очнешься.

Тамара улыбнулась невесело.

— Я живучая! Ну и что, Лариса, дальше? — попыталась она восстановить прерванный разговор.