Читаем Не вышел из боя полностью

Тот, что слева, – ещё нет.

И однажды, как в угаре,

Тот сосед, что слева, мне

Вдруг сказал: «Послушай, парень,

У тебя ноги-то нет».

Как же так, неправда, братцы!

Он, наверно, пошутил!

– Мы отрежем только пальцы, –

Так мне доктор говорил.

Но сосед, который слева,

Всё смеялся, всё шутил.

Даже если ночью бредил –

Всё про ногу говорил,

Издевался: мол, не встанешь,

Не увидишь, мол, жены!

Поглядел бы ты, товарищ,

На себя со стороны…

Если б был я не калека

И слезал с кровати вниз,

Я б тому, который слева,

Просто глотку перегрыз!

Умолял сестричку Клаву

Показать, какой я стал…

Был бы жив сосед, что справа, –

Он бы правду мне сказал.

[1964]

<p><strong>ХОЛОДА</strong></p>

В холода, в холода

От насиженных мест

Нас другие зовут города, –

Будь то Минск, будь то Брест,

В холода, в холода…

Неспроста, неспроста

От родных тополей

Нас суровые манят места –

Будто там веселей, –

Неспроста, неспроста.

Как нас дома ни грей –

Не хватает всегда

Новых встреч нам и новых друзей,

Будто с нами беда,

Будто с ними теплей.

Как бы ни было нам Хорошо иногда –

Возвращаемся мы по домам.

Где же наша звезда?

Может – здесь, может – там…

[1964]

<p>1965</p><p><strong>НЕЙТРАЛЬНАЯ ПОЛОСА</strong></p>

На границе с Турцией или с Пакистаном

Полоса нейтральная. Справа, где кусты, –

Наши пограничники с нашим капитаном,

А на левой стороне – ихние посты.

А на нейтральной полосе цветы –

Необычайной красоты!

Капитанова невеста жить решила вместе.

Прикатила, говорит: – Милый! – то да со…

Надо ж хоть букет цветов подарить невесте –

Что за свадьба без цветов? Пьянка, да и всё!

А на нейтральной полосе цветы –

Необычайной красоты!

К ихнему начальнику, точно по повестке,

Тоже баба прикатила – налетела блажь.

Тоже: – Милый! – говорит, только по-турецки, –

Будет свадьба, – говорит, – свадьба и шабаш!

А на нейтральной полосе цветы –

Необычайной красоты!

Наши пограничники – храбрые ребята –

Трое вызвались идти, с ними капитан.

Разве ж знать они могли то, что азиаты

Порешили в ту же ночь вдарить по цветам?..

Ведь на нейтральной полосе цветы –

Необычайной красоты!

Пьян от запаха цветов капитан мертвецки.

Ну, и ихний капитан тоже в доску пьян,

Повалился он в цветы, охнув по-турецки.

И, по-русски крикнув «Мать…», рухнул капитан.

А на нейтральной полосе цветы –

Необычайной красоты!

Спит капитан, и ему снится,

Что открыли границу, как ворота в Кремле.

Ему и на фиг не нужна была чужая заграница –

Он пройтиться хотел по ничейной земле.

Почему же нельзя? Ведь земля-то ничья,

Ведь она – нейтральная!..

А на нейтральной полосе цветы –

Необычайной красоты!

<p><strong>В куски разлетелася корона…</strong></p>

В куски

Разлетелася корона,

Нет державы, нету трона.

Жизнь, Россия и законы –

всё к чертям!

И мы,

Словно загнанные в норы,

Словно пойманные воры, –

Только кровь одна с позором

Пополам.

И нам

Ни черта не разобраться –

С кем порвать и с кем остаться,

Кто за нас, кого бояться,

Где пути, куда податься –

Не понять.

Где дух?

Где честь?

Где стыд?

Где свои, а где чужие,

Как до этого дожили,

Неужели на Россию нам плевать?

Позор

Всем, кому покой дороже,

Всем, кого сомненье гложет,

Может он или не может

Убивать.

Сигнал!

И по-волчьи, и по-бычьи,

И как коршун на добычу –

Только воронов покличем

Пировать.

Эй, вы!

Где былая ваша твёрдость,

Где былая ваша гордость?

Отдыхать сегодня – подлость!

Пистолет сжимает твёрдая рука.

Конец,

Всему конец.

Всё разбилось, поломалось,

Нам осталась только малость –

Только выстрелить в висок иль во врага.

[1964-1965]

<p><strong>К ПРЕМЬЕРЕ «10 ДНЕЙ, КОТОРЫЕ ПОТРЯСЛИ МИР»</strong></p>

До магазина или в «Каму»

Дойти и проще и скорей,

Но зритель рвётся к нам упрямо

Сквозь строй штыков и патрулей.

Пройдя в метро сквозь тьму народа,

Желая отдохнуть душой,

Он непосредственно у входа

Услышит трезвый голос мой.

В фойе – большое оживленье:

Куплеты, песни – зритель наш!

А двух агентов управленья –

В последний ряд на бельэтаж!

Несправедливы нам упрёки,

Что мы всё рушим напролом, –

Картиной «тюрьмы и решётки»

Мы дань Таганке отдаём.

Спектакль принят, зритель пронят

И пантомимой, и стрельбой.

Теперь опять не будет брони

И пропусков, само собой.

И может быть, в минуты эти

За наш успех и верный ход

Нектара выпьют на банкете

Вахтангов, Брехт и Мейерхольд.

И мы, хоть нам не много платят,

От них ни в чём не отстаём.

Пусть на амброзию не хватит, –

Но на нектар уж мы найдём!

<p><strong>К. СИМОНОВУ</strong></p>

Прожить полвека – это не пустяк,

Сейчас полвека – это тоже веха.

Подчас полвека ставится спектакль,

И пробивать приходится полвека.

Стараясь не ударить в грязь лицом,

Мы Ваших добрых дел не забываем, –

Ведь мы считаем крёстным Вас отцом,

А также крёстной матерью считаем.

Таганский зритель раньше жил во тьме,

Но… в нашей жизни всякое бывает:

Таганку раньше знали по тюрьме –

Теперь Таганку по театру знают.

Ждём Ваших пьес, ведь Вы же крёстный наш.

А крестники без пьес хиреют рано.

Вы помните – во многом это Ваш,

Наш «Добрый человек из Сезуана»!

Так пусть же Вас не мучает мигрень,

Уж лучше мы за Вас переболеем –

И со штрафной Таганки в этот день

Вас поздравляем с Вашим юбилеем.

И кто бы что бы где ни говорил –

Ещё через полвека буду петь я,

Что Симонов здоров и полон сил, –

Так, значит, не «финита ля комедья».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное