И не был засекреченный ракетчик.
Со мной гитара, струны к ней в запас,
И я гордился тем, что тоже в моде.
К науке тяга сильная сейчас,
Но и к гитаре тяга есть в народе.
Я выпил залпом и разбил бокал –
Мгновенно мне гитару дали в руки.
Я три своих аккорда перебрал,
Запел – и запил – от любви к науке.
Я пел и думал: вот икра стоит, –
А говорят, кеты не стало в реках:
А мой учёный где-нибудь сидит
И мыслит в миллионах и в парсеках…
И, обнимая женщину в колье
И сделав вид, что хочет в песни вжиться,
Задумался директор ателье –
О том, что завтра скажет сослуживцам.
Он предложил мне позже на дому,
Успев включить магнитофон в портфеле:
«Давай дружить домами!» – я ему
Сказал: «Давай, мой дом – твой Дом моделей»,
И я нарочно разорвал струну
И, утаив, что есть запас в кармане,
Сказал: «Привет! Зайти не премину
В другой раз, – если будет марсианин».
Я шёл домой – под утро, как старик, –
Мне под ноги катились дети с горки,
И аккуратный первый ученик
Шёл в школу получать свои пятёрки.
Ну что ж, мне поделом и по делам –
Лишь первые пятёрки получают…
Не надо подходить к чужим столам
И отзываться, если окликают.
О ФАТАЛЬНЫХ ДАТАХ И ЦИФРАХ
Моим друзьям-поэтам
Кто кончил жизнь трагически, тот – истинный поэт,
А если в точный срок – так в полной мере:
На цифре 26 один шагнул под пистолет,
Другой же – в петлю слазил в «Англетере».
А в тридцать три Христу… (Он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьёшь – везде найду, мол.)
Но – гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас – как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.
Задержимся на цифре 37! Коварен Бог –
Ребром вопрос поставил: или – или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,
А нынешние – как-то проскочили.
Дуэль не состоялась или – перенесена,
А в 33 распяли, но – не сильно,
А в 37 не кровь, – да что там кровь! – и седина
Испачкала виски не так обильно.
«Слабо стреляться?!» В пятки, мол, давно ушла душа!
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа –
И режут в кровь свои босые души!
На слово «длишюшеее» в конце пришлось три «е», –
Укоротить поэта! – вывод ясен,
И нож в пего – но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!
Шалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, –
Томитесь, как наложницы в гареме!
Срок жизни увеличился – и, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время!
Да, правда, шея длинная – приманка для петли,
А грудь – мишень для стрел, но не спешите:
Ушедшие не датами бессмертье обрели –
Так что живых не очень торопите!
Я из дела ушёл, из такого хорошего дела…
Я из дела ушёл, из такого хорошего дела.
Ничего не унёс, отвалился в чём мать родила.
Не затем, что приспичило мне, просто время приспело,
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Мы многое из книжек узнаём,
А истины передают изустно:
– Пророков нет в отечестве своём,
Да и в других отечествах не густо…
Я не продал друзей, без меня даже выиграл кто-то,
Лишь подвёл одного, ненадолго, сочтёмся потом.
Я из дела исчез, не оставил ни крови, ни пота,
И оно без меня покатилось своим чередом.
Незаменимых пет, и пропоём
Заупокой ушедшим – будь им пусто.
Пророков нет в отечестве своём,
Да и в других отечествах не густо…
Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю
Получили лишь те, кому я б её отдал и так.
Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,
Поднимаюсь по лестнице и прохожу на чердак.
Пророков нет – не сыщешь днём с огнём.
Ушли и Магомет, и Заратустра.
Пророков нет в отечестве своём,
Да и в других отечествах не густо…
А внизу говорят – от добра ли, от зла ли, – не знаю –
Хорошо, что ушёл, – без него стало дело верней.
Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,
Тороплюсь, потому что за домом седлают коней.
Открылся лик – я стал к нему лицом,
И Он поведал мне светло и грустно:
– Пророков нет в отечестве своём,
Но и в других отечествах не густо…
Я влетаю в седло, я врастаю в коня – тело в тело,
Конь падёт подо мной, но и я закусил удила.
Я из дела ушёл, из такого хорошего дела!
Из-за синей горы понагнало другие дела.
Скачу, хрустят колосья под конём,
Но ясно различаю из-за хруста:
– Пророков нет в отечестве своём,
Но и в других отечествах не густо.
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты …
Капитану А. Назаренко и экипажу теплохода «Шота Руставели»
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты –
И хрипят табуны, стервенея внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу,
И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»
И «Буксир, подработать корму!»
Капитан, чуть улыбаясь, –
Всё, мол, верно, молодцы, –
От Земли освобождаясь,
Приказал рубить концы.
Только снова назад обращаются взоры –
Цепко держит земля, всё и так, и не так…
Почему слишком долго не сходятся створы?
Почему слишком часто моргает маяк?!
Всё в порядке, конец всем вопросам.
Кроме вахтенных, все – отдыхать.