Читаем Не вышел из боя полностью

Назад, к моим нетленным пешеходам !

Пусти назад, о, отворись, сезам!

Назад, в метро – к подземным переходам!

Назад, руль влево и – по тормозам!

Восстану я из праха, вновь обыден,

И улыбнусь, выплёвывая пыль.

Теперь народом я не ненавидим

За то, что у меня автомобиль!

<p><strong>ПРО МАНГУСТОВ И ЗМЕЙ</strong></p>

– Змеи, Змеи кругом – будь им пусто! –

Человек в исступленье кричал –

И позвал на подмогу мангуста,

Чтобы, значит, мангуст выручал.

И мангусты взялись за работу,

Не щадя ни себя, ни родных, –

Выходили они на охоту

Без отгулов и без выходных,

И в пустынях, в степях и в пампасах

Дали люди наказ патрулям –

Игнорировать змей безопасных,

Но сводить ядовитых к нулям.

Приготовьтесь – сейчас будет грустно:

Человек появился тайком –

И поставил силки на мангуста,

Объявив его вредным зверьком.

Он наутро пришёл, с ним – собака,

И мангуста упрятал в мешок, –

А мангуст отбивался, и плакал,

И кричал: «Я полезный зверёк!»

Но зверьков в переломах и ранах

Всё швыряли в мешок, как грибы, –

Одуревших от боли в капканах,

Ну, и от поворота судьбы.

И гадали они: – В чём же дело,

Почему нас несут на убой?

И сказал им мангуст престарелый

С перебитой передней ногой:

– Козы в Бельгии съели капусту,

Воробьи – рис в Китае с полей,

А в Австралии злые мангусты

Истребили полезнейших змей.

Вот за это им вышла награда

От расчётливых этих людей, –

Видно, люди не могут без яда –

Ну, а значит, не могут без змей…

– Змеи, змеи кругом – будь им пусто! –

Человек в исступленье кричал –

И позвал на подмогу мангуста,

Чтобы, значит, мангуст выручал…

[1971]

<p><strong>МИЛИЦЕЙСКИЙ ПРОТОКОЛ</strong></p>

Считай по-нашему, мы выпили не много.

Не вру, ей-бога! Скажи, Серёга!

И если б водку гнать не из опилок,

То что б нам было с пяти бутылок!..

…Вторую пили близ прилавка, в закуточке, –

Но это были ещё цветочки!

Потом в скверу, где детские грибочки,

Потом… не помню, дошёл до точки.

Я пил из горлышка, с устатку и не евши,

Но как стекло был – остекленевший.

А уж когда коляска подкатила,

Тогда в нас было – семьсот на рыло!

Мы, правда, третьего насильно затащили,

Но тут промашка, переборщили.

А что очки товарищу разбили –

Так то портвейном усугубили.

Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,

Что не буяньте, что разойдитесь.

На «разойтись» я сразу ж согласился.

И разошёлся, и расходился.

Но если я кого ругал – карайте строго!

Но это – вряд ли! Скажи, Серёга!

А что упал – так то от помутненья.

Орал не с горя – от отупенья.

…Теперь дозвольте пару слов без протокола.

Чему нас учат семья и школа?

Что жизнь сама таких накажет строго.

Тут мы согласны. Скажи, Серёга!

Вот он проснётся утром – он, конечно, скажет.

Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет!

Так отпустите – вам же легче будет:

Чего возиться, коль жизнь осудит!

Вы не глядите, что Серёжа всё кивает, –

Он соображает, всё понимает!

А что молчит – так это от волненья,

От осознанья и просветленья.

Не запирайте, люди, плачут дома детки!

Ему же в Химки, а мне в Медведки!

Да, всё равно: автобусы не ходят,

Метро закрыто, в такси не содят.

Приятно всё-таки, что нас тут уважают.

Гляди, подвозят, гляди, сажают.

Разбудит утром не петух, прокукарекав,

Сержант поднимет – как человеков.

Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.

Я рупь заначил – опохмелимся!

И всё же, брат, трудна у нас дорога!

Эх, бедолага! Ну, спи, Серёга…

[1971]

<p><strong>ЖЕРТВА ТЕЛЕВИДЕНИЯ</strong></p>

Есть телевизор – подайте трибуну!

Так проору – разнесётся на мили.

Он – не окно, я в окно и не плюну.

Мне будто дверь в целый мир прорубили.

Всё на дому – самый полный обзор:

Отдых в Крыму, ураган и Кобзон,

Вести с полей, или Южный Вьетнам,

Или еврей, вновь вернувшийся к нам.

Врубаю первую, а там – ныряют.

Ну, это – так себе, а с десяти –

«А ну-ка, девушки!» – что вытворяют!

И все в передничках. С ума сойти!

Я у экрана, мне дом – не квартира.

Я всею скорбью скорблю мировою,

Грудью дышу я всем воздухом мира,

Никсона вижу с его госпожою.

Вот тебе раз! Иностранный глава –

Прямо глаз в глаз, к голове – голова.

Чуть пододвинул ногой табурет –

И оказался с главой тет-а-тет.

Потом ударники в хлебопекарне

Дают про выпечку до двадцати.

И вот – любимая: «А ну-ка, парни!» –

Стреляют, прыгают. С ума сойти!

Если не смотришь, ну, пусть не болван ты,

Но уж, по крайности – богом убитый.

Ты же не знаешь, что ищут таланты!

Ты же не ведаешь, кто даровитый!

В восемь – футбол: СССР – ФРГ.

С Мюллером я на короткой ноге.

Судорога, шок, но… уже – интервью.

Ох, хорошо, что с Указу не пью.

Там кто-то выехал на конкурс в Варне,

А мне квартал всего туда идти.

А ну-ка девушки! А ну-ка, парни!..

Все лезут в первые – с ума сойти!

Как убедить мне упрямую Настю? –

Настя желает в кино, как суббота.

Настя твердит, что проникся я страстью

К глупому ящику для идиота.

Да, я проникся! В квартиру зайду,

Глядь – дома Никсон и Жорж Помпиду.

Вот хорошо – я бутылочку взял.

Жорж – посошок, Ричард, правда, не стал.

А дальше – весело, ещё кошмарней!

Врубил четвёртую – и на балкон!

А ну-ка, девушки а ну-ка, парням

Вручают премию в О-О-ООН.

Ну, а потом, на закрытой на даче,

Где, к сожаленью, навязчивый сервис,

Я и в бреду всё смотрел передачи,

Всё заступался за Анджелу Дэвис.

Слышу: – Не плачь, всё нормально в тайге,

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное