Не вышел из боя

Истома ящерицей ползает в костях,

И сердце с трезвой головой не на ножах.

И не захватывает дух на скоростях,

Не холодеет кровь на виражах.

И не прихватывает горло от любви,

И нервы больше не внатяжку, хочешь – рви,

Провисли нервы, как верёвки от белья,

И не волнует, кто кого – он или я.

На коне – толкани – я с коня.

Только «не», только «ни» – у меня.

Не пью воды, чтоб стыли зубы, ключевой,

И ни событий, ни людей не тороплю.

Мой лук валяется со сгнившей тетивой,

Все стрелы сломаны – я ими печь топлю.

Не напрягаюсь и не рвусь, а как-то так…

Не вдохновляет даже самый факт атак.

Сорвиголов не принимаю и корю,

Про тех, кто в омут с головой, – не говорю.

На коне – толкани – я с коня.

Только «не», только «ни» – у меня.

И не хочу ни выяснять, ни изменять,

И ни вязать, и ни развязывать узлы.

Углы тупые можно и не огибать,

Ведь после острых – это не углы.

Любая нежность душу не разбередит,

И не внушит никто, и не разубедит.

А так как чужды всякой всячине мозги,

То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.

На коне – толкани – я с коня.

Только «не», только «ни» – у меня.

Не поют раны, да и шрамы не болят –

На них наложены стерильные бинты.

И не зудят, и не свербят, не теребят

Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.

Свободный ли, тугой ли пояс – мне-то что.

Я пули в лоб не удостоюсь – не за что.

Я весь прозрачен, как раскрытое окно,

И неприметен, как льняное полотно.

На коне – толкани – я с коня.

Только «не», только «ни» – у меня.

Пи философский камень больше не ищу,

Ни корень жизни, – ведь уже нашли женьшень.

Не посягаю, не стремлюсь, не трепещу

И не пытаюсь поразить мишень.

Устал бороться с притяжением земли.

Лежу – так больше расстоянье до петли.

И сердце дёргается, словно не во мне…

Пора туда, где только «ни» и только «не».

Толка нет, толкани – и с коня.

Только «не», только «ни» – у меня.

1972

Я весь в свету, доступен всем глазам…

Я весь в свету, доступен всем глазам, –

Я приступил к привычной процедуре:

Я к микрофону встал, как к образам…

Нет, нет! Сегодня – точно к амбразуре.

И микрофону я не по нутру –

Да, голос мой любому опостылет.

Уверен, если где-то я совру, –

Он ложь мою безжалостно усилит.

Бьют лучи от рампы мне под рёбра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепят с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!.. Жара!

Сегодня я особенно хриплю,

Но изменить тональность не рискую, –

Ведь если я душою покривлю –

Он ни за что не выпрямит кривую.

Он, бестия, потоньше острия –

Слух безотказен, слышит фальшь до йоты.

Ему плевать, что не в ударе я, –

Но пусть я верно выпеваю ноты!

Бьют лучи от рампы мне под рёбра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепят с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!.. Жара!

На шее гибкой этот микрофон

Своей змеиной головою вертит.

Лишь только замолчу – ужалит он, –

Я должен петь – до одури, до смерти.

Не шевелись, не двигайся, не смев!

Я видел жало – ты змея, я знаю!

Ия, как будто заклинатель змей:

Я не пою – я кобру заклинаю.

Бьют лучи от рампы мне под рёбра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепят с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!.. Жара!

Прожорлив он, и с жадностью птенца

Он изо рта выхватывает звуки.

Он в лоб мне влепит девять грамм свинца.

Рук не поднять – гитара вяжет руки!

Опять!.. Не будет этому конца!

Что есть мой микрофон – кто мне ответит?

Теперь он – как лампада у лица,

Но я не свят, и микрофон не светит.

Бьют лучи от рампы мне под рёбра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепят с боков прожектора,

И – жара!.. Жара!.. Жара!

Мелодии мои попроще гамм,

Но лишь сбиваюсь с искреннего тона –

Мне сразу больно хлещет по щекам

Недвижимая тень от микрофона.

Я освещён, доступен всем глазам.

Чего мне ждать – затишья или бури?

Я к микрофону встал, как к образам.

Нет, нет! Сегодня точно – к амбразуре.

[1971–1972]

МЫ ВРАЩАЕМ ЗЕМЛЮ

От границы мы Землю вертели назад

(Было дело сначала).

Но обратно её закрутил наш комбат,

Оттолкнувшись ногой от Урала.

Наконец-то нам дали приказ наступать,

Отбирать наши пяди и крохи, –

Но мы помним, как солнце отправилось вспять

И едва не зашло на Востоке.

Мы не меряем Землю шагами,

Понапрасну цветы теребя,

Мы толкаем её сапогами –

От себя! От себя.

И от ветра с Востока пригнулись стога,

Жмётся к скалам отара.

Ось земную мы сдвинули без рычага,

Изменив направленье удара.

Не пугайтесь, когда не на месте закат.

Судный день – это сказки для старших,

Просто Землю вращают, куда захотят,

Наши сменные роты на марше.

Мы ползём, бугорки обнимаем,

Кочки тискаем – зло, не любя,

И коленями Землю толкаем –

От себя! От себя.

Здесь никто б не нашёл, даже если б хотел,

Руки кверху поднявших.

Всем живым – ощутимая польза от тел:

Как прикрытье используем павших.

Этот глупый свинец всех ли сразу найдёт,

Где настигнет – в упор или с тыла?

Кто-то там впереди навалился на дот, –

И Земля на мгновенье застыла.

Я ступни свои сзади оставил,

Мимоходом по мёртвым скорбя,

Шар земной я вращаю локтями –

На себя! На себя.

Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон,

Принял пулю на вдохе.

Но на Запад, на Запад ползёт батальон,

Чтобы солнце взошло на Востоке.

Животом – но грязи… Дышим смрадом болот…

Но глаза закрываем на запах.

Нынче по небу солнце нормально идёт,

Потому что мы рвёмся на Запад!