Руки, ноги – на месте ли, нет ли, –
Как на свадьбе росу пригубя,
Землю тянем зубами за стебли –
На себя! На себя!
ЧЁРНЫЕ БУШЛАТЫ
Евпаторийскому десанту
За нашей спиною
остались
паденья,
закаты, –
Ну хоть бы ничтожный,
ну хоть бы
невидимый
взлёт!
Мне хочется думать,
что чёрные
наши
бушлаты
Дадут нам возможность
сегодня
увидеть
восход.
Сегодня на людях
сказали:
«Умрите
геройски!»
Попробуем, ладно,
увидим,
какой
оборот…
Я только подумал,
чужие
куря
папироски:
Тут – кто как умеет,
мне важно –
увидеть
восход.
Особая рота –
особый
почёт для
сапёра.
Не прыгайте с финкой
на спину
мою из
ветвей,
Напрасно стараться, –
я и
с перерезанным
горлом
Сегодня увижу
восход
до развязки
своей,
Прошли по тылам мы,
держась,
чтоб не резать
их сонных,
И тут я заметил,
когда
прокусили
проход:
Ещё несмышлёный,
зелёный,
но чуткий
подсолнух
Уже повернулся
верхушкой
своей на
восход.
За нашей спиною
в шесть тридцать
остались,
я знаю,
Ηе только паденья,
закаты,
но взлёт
и восход.
Два провода голых,
зубами
скрипя,
зачищаю.
Восхода не видел,
но понял:
вот-вот –
и взойдёт!
Уходит обратно
на нас
поредевшая
рота.
Что было – не важно,
а важен
лишь взорванный
форт.
Мне хочется верить,
что грубая
наша
работа
Вам дарит возможность
беспошлинно
видеть
восход.
Я полмира почти через злые бои …
Я полмира почти через злые бои
Прошагал и прополз с батальоном,
А обратно меня за заслуги мои
Санитарным везли эшелоном.
Подвезли на родимый порог –
На полуторке к самому дому.
Я стоял – и немел, а над крышей дымок
Подымался совсем по-другому.
Окна словно боялись в глаза мне взглянуть,
И хозяйка не рада солдату –
Не припала в слезах на могучую грудь,
А руками всплеснула – и в хату.
И залаяли псы на цепях.
Я шагнул в полутёмные сени,
За чужое за что-то запнулся в сенях,
Дверь рванул – подкосились колени.
Там сидел за столом, да на месте моём,
Неприветливый новый хозяин.
И фуфайка на нём, и хозяйка при нём, –
Потому я и псами облаян.
Это значит, пока под огнём
Я спешил, ни минуты не весел,
Он все вещи в дому переставил моём
И по-своему всё перевесил.
Мы ходили под богом – под богом войны,
Артиллерия нас прикрывала.
Но смертельная рана нашла со спины
И изменою в сердце застряла.
Я себя в пояснице согнул,
Силу-волю позвал на подмогу:
«Извините, товарищи, что завернул
По ошибке к чужому порогу…»
Дескать, мир, да любовь вам, да хлеба на стол,
Чтоб согласье по дому ходило…
Ну а он даже ухом в ответ не повёл:
Вроде так и положено было.
Зашатался некрашеный пол,
Я не хлопнул дверьми, как когда-то, –
Только окна раскрылись, когда я ушёл,
И взглянули мне вслед виновато…
ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК
Хорошо, что за рёвом не слышалось звука,
Что с позором своим был один на один…
Я замешкался возле открытого люка
И забыл пристегнуть карабин.
Мне инструктор помог – и коленом пинок
Перейти этой слабости грань.
За обычное наше «Смелее, сынок!»
Принял я его сонную брань.
И оборвали крик мой,
И обожгли мне щёки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И звук обратно в печень мне
Вогнали вновь на вдохе
Весёлые, беспечные
Воздушные потоки.
Я попал к ним в умелые, цепкие руки:
Мнут, швыряют меня – что хотят, то творят!
И с готовностью я сумасшедшие трюки
Выполняю шутя – все подряд.
Есть ли в этом паденье какой-то резон,
Я узнаю потом, а пока –
То валился в лицо мне земной горизонт,
То шарахались вниз облака.
И обрывали крик мой,
И выбривали щёки
Холодной острой бритвой
Восходящие потоки.
И кровь вгоняли в печень мне,
Упруги и жестоки,
Невидимые встречные
Воздушные потоки.
Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,
Как рубаху от ворота или чеку.
Это было в случайном свободном паденье –
Восемнадцать недолгих секунд.
А теперь – некрасив я, горбат с двух сторон,
В каждом горбе – спасительный шёлк.
Я на цель устремлён и влюблён, и влюблён
В затяжной, неслучайный прыжок.
И обрывают крик мой,
И выбривают щёки –
Холодной острой бритвой
Скользят по мне потоки.
И проникают в печень мне
На выдохе и вдохе
Бездушные и вечные
Воздушные потоки.
Я лечу – треугольники, ромбы, квадраты
Проявляются в реки, озёра, луга.
Только воздух густеет, твердеет, проклятый,
Он мне враг – парашютный слуга!
А машина уже на посадку идёт,
В землю сплюнув в отчаянье мной.
Буду я на земле раньше, чем самолёт,
Потому что прыжок – затяжной.
И обрывают крик мой,
И выбривают щёки –
Тупой холодной бритвой
Снуют по мне потоки.
На мне мешки заплечные,
Встречаю – руки в боки –
Шальные, быстротечные
Воздушные потоки.
Беспримерный прыжок из глубин стратосферы –
По сигналу «Пошёл!» я шагнул в никуда, –
За невидимой тенью безликой химеры,
За свободным паденьем – айда!
Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,
Хоть условья паденья не те.
Но и падать свободно нельзя – потому,
Что мы падаем не в пустоте.
И обрывают крик мой,
И выбривают щёки,
У горла старой бритвой
Уже снуют потоки.
Но жгут костры, как свечи, мне –
Я приземлюсь и в шоке,
Прямые, безупречные Воздушные потоки.
Ветер в уши сочится и шепчет скабрёзно:
«Не тяни за кольцо – скоро легкость придёт…»
До земли триста метров – сейчас будет поздно!
Ветер врёт, обязательно врёт!
Стропы рвут меня вверх, выстрел купола, – стоп!
И – как не было этих минут.
Нет свободных падений с высот, но зато –