Читаем Не вышел из боя полностью

Он настиг меня, догнал,

Обнял, на руки поднял.

Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.

Но остаться он не мог –

Был всего один денёк,

А Беда – на вечный срок задержалася

<p><strong>Проложите, проложите…</strong></p>

Проложите, проложите

Хоть тоннель по дну реки,

И без страха приходите

На вино и шашлыки.

И гитару приносите,

Подтянув на ней колки, –

Но не забудьте – затупите

Ваши острые клыки.

А когда сообразите –

Все пути приводят в Рим, –

Вот тогда и приходите,

Вот тогда поговорим.

Нож забросьте, камень выньте

Из-за пазухи своей,

И перебросьте, перекиньте

Вы хоть жердь через ручей!

За посев ли, за покос ли

Надо взяться, поспешать, –

А прохлопав, сами после

Локти будете кусать.

Сами будете не рады,

Утром вставши, – вот те раз!

Все мосты через преграды

Переброшены без нас.

Так проложите, проложите

Хоть тоннель по дну реки!

Но не забудьте – затупите

Ваши острые клыки!

<p><strong>СЛАВНЫЙ ПОЛК</strong></p>

Целуя знамя в пропылённый шёлк

И выплюнув в отчаянье протезы,

Фельдмаршал звал: «Вперёд, мой славный полк!

Презрейте смерть, мои головорезы!»

И смятыми знамёнами горды,

Воспалены талантливою речью,

Расталкивая спины и зады, –

Одни стремились в первые ряды

И первыми ложились под картечью.

Хитрец и тот, который не был смел,

Не пожелав платить такую цепу,

Полз в задний ряд, но там не уцелел.

Его свои же брали на прицел

И в спину убивали за измену.

Сегодня каждый третий – без сапог,

Но после битвы заживут как крезы.

Прекрасный полк, надёжный, верный полк,

Отборные в полку головорезы!

А многие средь битвы и беды

Старались сохранить и грудь и спину –

Не выходя ни в первые ряды,

Ни в задние, по, как из-за еды,

Дрались за золотую середину.

Но пет! Им честь знамён не замарать.

Дышал фельдмаршал весело и ровно.

Чтоб их в глазах потомков оправдать,

Он молвил: «Кто-то должен умирать,

А кто-то должен выжить, безусловно».

Там, впереди, уже трубач умолк.

Не слышно меди, только звон железа…

Разбит и смят надёжный, верный полк,

Отборный полк лихих головорезов.

…Они напишут толстые труды

И будут гибнуть в рамах, на картине, –

Те, кто не вышли в первые ряды,

Но не были и сзади и горды,

Что честно прозябали в середине.

Хоть нет звезды тусклее, чем у них, –

Уверенно дотянут до кончины,

Укрывшись за отчаянных и злых,

Последний ряд оставив для других, –

Умеренные люди середины…

В грязь втоптаны знамёна – славный шёлк,

Фельдмаршальские жезлы и протезы…

Ах, славный полк!..

Да был ли славный полк,

В котором сплошь одни головорезы?

1971–1972

<p><strong>КОЗЁЛ ОТПУЩЕНИЯ</strong></p>

В заповеднике (вот в каком – забыл)

Жил да был Козёл – роги длинные.

Хоть с волками жил – не по-волчьи выл,

Блеял песенки всё козлиные.

И пощипывал он травку, и нагуливал бока.

Не услышишь от него худого слова.

Толку было с него, правда, как с козла – молока,

Но вреда, однако, тоже никакого.

Жил на выпасе – возле озерка,

Не вторгаясь в чужие владения,

Но заметили скромного козлика

И избрали в козлы отпущения!

Например, Медведь – баламут и плут –

Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, –

Враз Козла найдут, приведут и бьют:

По рогам ему и промеж ему…

Не противился он, серенький, насилию со злом,

А сносил побои весело и гордо.

Сам Медведь сказал: «Ребята, я горжусь Козлом –

«Героическая личность, козья морда!»

Берегли Козла, как наследника.

Вышло даже в лесу запрещение

С территории заповедника

Отпускать Козла отпущения.

А Козёл себе всё скакал козлом,

Но пошаливать он стал втихомолочку:

Как-то бороду завязал узлом –

Из кустов назвал Волка сволочью.

И когда очередное отпущенье получал, –

Всё за то, что волки лишку откусили, –

Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал,

Но внимания тогда не обратили.

Пока хищники меж собой дрались,

В заповеднике крепло мнение,

Что дороже всех медведей и лис –

Дорогой Козёл отпущения!

Услыхал Козёл – да и стал таков:

– Эй вы, бурые, – кричит, – светло-пегие!

Отниму у вас рацион волков

И медвежие привилегии.

Покажу вам козью морду настоящую в лесу,

Распишу туда-сюда по трафарету,

Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,

И ославлю по всему по белу свету!

Не один из вас будет землю жрать,

Все подохнете без прощения!

Отпускать грехи кому – это мне решать,

Это я – Козёл отпущения!

В заповеднике (вот в каком – забыл)

Правит бал Козёл не по-прежнему:

Он с волками жил – и по-волчьи взвыл,

И рычит теперь по-медвежьему.

А козлятушки-ребятки засучили рукава

И пошли шерстить волчишек в пух и в клочья.

А чего теперь стесняться, если их глава

От лесного Льва имеет полномочья,

Ощутил вдруг он остроту рогов

И козлиное вдохновение:

Росомах и лис, медведей, волков –

Превратил в козлов отпущения.

<p><strong>ЗАПОВЕДНИК</strong></p>

Бегают по лесу стаи зверей,

Не за добычей, не на водопой –

Денно и нощно они егерей

Ищут весёлой толпой.

Звери, забыв вековечные страхи,

С твёрдою верой, что всё по плечу,

Шкуры рванув на груди, как рубахи,

Падают навзничь – бери не хочу!

Сколько их в кущах – столько их в чащах,

Рёвом ревущих, рыком рычащих.

Сколько бегущих – столько лежащих

В дебрях и кущах, в рощах и чащах.

Рыба пошла косяком против волн –

Черпай руками, иди по ней вброд!

Столько желающих прямо на стол,

Сразу на блюдо – и в рот.

Рыба не мясо – она хладнокровней:

В сеть норовит, на крючок, в невода.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное