Не взывай к справедливости Господа

Гостя разбудила лёгкая прохлада утра. Ещё не открыв глаза, он услышал возле себя шорохи, царапанье, тихое постукивание, как будто кто-то пробовал забить в доску гвоздь, да всё никак не решался.

Кирилл повернул голову на эти странные звуки и увидел рядом деловито похаживающую пёструю курицу, важную и уверенную в своей безопасности.

Прогонять её он не стал и посмотрел на часы. Было половина седьмого, вставать в такую рань не хотелось, ехать в Тамбов – тоже, и он снова закрыл глаза в надежде проспать первый автобус: «Авось, доберусь вторым рейсом, а то и вовсе не поеду, деньги у меня есть, свободное время тоже, заплачу за постой и харчи Павлине Сергеевне и ещё на одну ночку останусь… Почему не сделать себе маленький праздник?»

Перед сараем стоял могучий осокорь с раскидистой кроной, огромный и широкий, – целый сад с птичьим щебетом и толкотнёй.

Там, в листве о чём-то, перебивая друг друга короткими резкими звуками, которые издаёт нож в ловких руках точильщика, ладились между собой воробьи. Один такой расторопный проскочил в распахнутую дверь, но, испугавшись, то ли вельможной пеструшки, то ли человека с улыбкой взглянувшего на него, на всём ходу развернулся и выскочил обратно на улицу.

Солнце, просунувшись сквозь ветвистую крону тополя, рассыпало по земляному полу сарайчика яркие шарики света и заигралось ими.

Лето.

Там, снаружи, свистело, ворочалось, кричало, жужжало и пело на все лады и ноты июньское утро.

«Нет, не поеду! Останусь денька на два!» – решил Назаров, потягиваясь от удовольствия быть свободным от работы, друзей, вина и женщин, от всего того, что пеленает по рукам и ногам любого взрослого человека.

Так и остался Кирилл Семёнович Назаров у старой учительницы Павлины Сергеевны, тёти Поли, на целую неделю, устроив себе каждодневные маленькие праздники.

Хозяйка брать деньги с постояльца наотрез отказалась, сославшись на то, что ей самой надо бы доплачивать гостю за его присутствие в её одиночестве.

– Я-то одна-одинёшенька знаю почему – война-разлучница! А вот тебе, такому видному мужчине, неужели так и не встретилась та, единственная, необходимая, без которой вся жизнь – только ветер в горсти!

Что мог ответить Кирилл Назаров пожилой женщине? Свою жизнь словами не расскажешь.

Нет, дорогая Павлина Сергеевна, его жизнь не в горсти ветром свистит, а в сердце горьким комком слежалым, чёрствым угнездилась.

4

Жил, как впотьмах по лесу кружил: о терновые кусты руки царапал, кожу обрывал, шарахался от дерева к дереву, вместо любимой, пустой воздух обнимал, тьму кромешную, лбом о стволы ударялся, а к дороге всё равно не вышел.

За буреломом, и дурнолесьем путеводную звезду разве разглядишь, ориентир свой разве отыщешь? Совсем как в той хулиганской песенке: «Шёл я лесом-интересом, встретил девку голышом, в опояске камышом…»

Ну, да что теперь об этом говорить?! Прошло, проехало и прокатилось. А в итоге, – домино, – «пусто-пусто».

«Надо что-то менять! – сказал себе через пару дней тихой деревенской жизни Кирилл Назаров. – Поеду в Тамбов к Шитову. Хватит ему придуряться! За срыв строительства я, что ль, буду отвечать? Пусть этот «самородок» неизвестных кровей амбразуру своей грудью сам закрывает! Крутит он что-то с деньгами вкладчиков, как в «очко» карты тасует…»

Попрощался Кирилл утром с гостеприимной Павлиной Сергеевной и пошёл на автобусную остановку: улица широкая, в обе стороны сирень кудрявится. Утренняя прохлада лёгким ознобом тело бодрит. Хорошо! Дорога блестит на солнце, длинная. Машины по ней как «бегунки» по застёжке «молния» туда-сюда только скользят. А вот и его рейсовый – Воронеж-Тамбов с одышкой подкатил. Поехали!

Дорога в пару сотен километров, конечно, утомительна, но если, вытянув ноги под сиденье переднего товарища, откинуться на прохладную синтетическую кожу кресла, то можно хорошо подремать. Или пуститься в приятные размышления. Глядишь, дорога покажется не совсем длинной и надоедливой в постоянном промельке ничего не выражающих лесопосадок обочь нашенских, не совсем уложистых дорог.

Размышлял бы Кирилл Семенович Назаров о хорошем, да приятном, чтоб душа в своих возвращённых днях улыбалась, но мысль о недострое, как птица-дятел в самое темечко стучит-долбит: «Сволочь твой Шитов! Карамба! Ему место в тюряге париться, а не на Сейшельских островах! Сдать его, что ли, органам? Повязать бумагами финансовыми, которые вот здесь, в папке подшиты! – Кирилл Семёнович, вспомнив о папке с документацией, которую он не успел взять с собой в Старый Оскол, немного расслабился, – покажу Шитову эти бумаги, прижму подлеца к стенке: – Вот они обязательства! А вот выполнение! А вот дебит с кредитом! А вот это! А вот!.. А – вот…»

Автобус неожиданно качнуло, и Назаров, хоть и не больно, но довольно ощутимо ударился о спинку сидения и открыл глаза: в окне всё так же бежали бесконечные лесозащитные полосы, переходящие в бескрайние русские поля в большинстве своём начинающие зарастать тонкими кленками и разнообразным сорняком. «Без хозяина и товар – сирота», – вспомнил он часто повторяемую матерью поговорку.