Не взывай к справедливости Господа

Не произнося ни слова, старшина забрался в кабину и улёгся там, выставив наружу ноги в сапогах из толстой яловой кожи с многочисленными железными шипами – особый армейский шик. Один удар носком сапога мог надолго вывести из строя с переломом ноги любого противника.

Теперь стало понятно, что надежды добраться до расположения своей части – никакой. Наверняка заклинило двигатель от перегрева и придётся заночевать здесь.

Солдатам, как говориться, всё равно, – что сон, что пулемёт, лишь бы с ног валило.

Ночи на полигоне – не согреешься. Они настолько холодны, насколько жарко бывает днём.

Солдаты, завернувшись в брезент, стали ждать, что с какой-нибудь стартовой точки, взревев своей керамической глоткой и, сотрясая землю, уйдёт в чёрное небо ослепительная, рукотворная огненная комета. Зрелище восхитительное, и ребята не хотели его упускать; в кромешной тьме вдруг вспыхивал гигантский огненный шар, освещая всё вокруг нестерпимо ярким светом, а через несколько мгновений шар отрывался от земли и, всё ускоряя и ускоряя подъём, вытягивался в ослепительное лезвие, и потом доносился рокот раздираемого надвое чёрного полотна неба. Лезвие, вспоровшее зенит исчезало, как будто по самую рукоять уходило в чёрный бархат, и превращалось в маленькую яркую звёздочку, что медленно ползла среди лучистых своих собратьев, пока не затеряется в сонме роящихся мохнатых пчел.

Наблюдение за пуском ракеты поможет завтра взять верный курс, как думали ребята, хотя без глотка воды пускаться пешим по раскалённой степи – дело безнадёжное. Тепловой удар обеспечен.

Бездумно выплеснув из солдатских фляг последнюю воду, они подписали себе мучение от жажды на весь следующий день, если их по тревоге не обнаружит вертолёт.

Но сколько ни смотрели ребята в черноту ночи, она оставалась нетронутой. Сон медленно повязал их по рукам и ногам, и они поплыли по его просторам.

Кирилл проснулся в холодном поту от ужаса: кто-то в кромешной тьме лизал ему лицо. Дико заорав, он вскочил, как боевая пружина на взводе. Что-то сопящее, лохматое, шерстяное быстро отпрянуло в сторону, заставив вскочить и его друга, Кощея.

На шум и нечленораздельное бормотанье, в кабине загремел железяками Чапай, и луч фонаря упёрся в солдат.

Кирилл, клацая зубами, стал объяснять, что возле машины бродит какое-то чудовище лохматое и страшное.

Чапай отвернул фонарь и в его свете сверкнули жёлтым, янтарным светом двоеточие чьих-то глаз. Старшина тихо посвистел и швырнул в темноту, в это двоеточие, взрывпакет с подожженным бикфордовым шнуром.

Шарахнуло так, что заложило уши.

Изорвав в красные клочья густую ночь, взрыв на одно мгновение вырвал из темноты непонятное звериное существо, и всё – тишина.

Сон улетел вместе со вспышкой безобидной взрывчатки.

Выпитая днём водка выжгла последние капли воды в организме, и все трое загремели фляжками. Но в солдатских посудинах остались только одни воспоминания о воде да спёртый дневной духотой воздух.

Чапай, матерясь, забросил пустую фляжку в степь, забрался в кабину, и только тревожный красный свет от частых его затяжек, выхватывал из темноты настоящий кусочек жизни.

Авось, выберемся! Ребята залезли в кузов и тоже засмолили по примеру старшины, освещая ночь красными огоньками.

Что – солдат без курева?

Отравленная табачным дымом слюна делала язык и гортань бесчувственными, и жажда как-то сама собой отошла на второй план.

Как всегда в летнюю пору рассвет пришёл неожиданно и сразу.

Зябко.

Под кузовом машины что-то зашуршало и послышалась тихая возня.

Кирилл спрыгнул на землю и, присев на корточки, увидел прижавшуюся к диску колеса собаку с жёлтыми подпалинами ушей и пушистым в колечко хвостом.

Собака, обрадовавшись встрече, уткнулась в его колени носом, заглядывая своими покорными и грустными глазами в лицо солдата. Весь её вид говорил о преданности человеку. Потом лизнула Кирилла в щёку, давая понять, что она лучший его друг.

Когда-то на полигоне, проводились биологические испытания высотных атомных взрывов небольшой мощности на сибирских лайках. Уцелевшие лайки разбежались по необъятной степи, питаясь, чем придётся.

Кое-какая живность здесь водилась – змеи, молодые сайгаки, тушканчики.

Зимой собаки укрывались в отработанных топливных баках ракет, обломках боевой техники, разбросанной повсеместно: полусгоревших танках, оплавленных самолётных фюзеляжей. Что пили эти красивые и умные создания, неизвестно. На сотни километров ни одной лужи.

Кащей был более догадлив, он, перегнувшись через борт, коротким посвистом позвал ночную странницу и она, привстав на задние лапы, выжидательно уставилась на него.

Тот, держал в руке огромный кусище мяса, отхваченный щедрым солдатским ножом от говяжьей туши.

Лайка, пружинисто подпрыгнув, зависла на мгновение в воздухе, и молниеносным движением выхватила из рук Кощея аппетитный кусок. Прижав его передними ногами к резиновому скату, стала на оттяжку рвать мясо, жадно проглатывая куски.

Кощей отмахнул ещё один шмат говядины и бросил его собаке.

Та, кося глазами на новый подарок, с урчанием продолжала поглощать свой.