Не завидуй себе

С Виторганом они оказались соседями по подъезду в доме напротив гостиницы «Украина», куда Алёна переехала не так давно, расселив большую коммунальную квартиру.

Однако нос к носу с актером они встретились впервые. Любительница психологических игр, она с удовольствием изучала поведение звездного человека. Сначала он ожидал быть узнанным, принимал позы, характерные для своего амплуа, и наконец огорчился и ушел в себя.

Троллейбус остановился около СЭВа, в этот раз вплотную к тротуару. Сначала вышла знаменитость и быстро зашагала в направлении Белого дома. Алёна старалась не отставать. Время позднее, и набережная пуста, а она побаивалась ходить одна по ночной Москве в перестроечные годы. Обычно кто-то из семьи встречал ее после затянувшихся консультаций с аспирантами, но сегодня произошел сбой: забыла «подать заявку».

Они дошли до своего подъезда практически одновременно. Эммануил распахнул дверь, пропустив даму вперед, и таким же театральным жестом закрыл за ней, не входя в дом.

– (Наверное, принял меня за странную поклонницу и решил, что начну приставать), – подытожила его ночная спутница и вступила в полумрак парадного.

Ей предстояло сделать с десяток шагов по широкой белой мраморной лестнице к лифту, но она остановилась, увидев наверху силуэт крупного мужчины. У испуганной Алёны появилось желание убежать обратно на улицу, однако, нащупав в кармане газовый баллончик для самообороны, она приободрилась, но подниматься наверх не стала.

Подошел лифт, двери открылись. В кабине обозначилась стройная фигура девушки, театрально закинувшей руки над головой. Выплеснувшийся из лифта желтоватый конус неярких лучей позволил узнать мужчину. Это был сын Виторгана Максим, пока еще мало кому известный актер.

– (Просто театр на дому. Может быть, я еще в троллейбусе сижу и дремлю?) – Алёна встряхнула головой. Мизансцена не изменилась.

Девушка нежно, напоминая пробивающийся к солнцу стебелек, потянулась к Максиму. Руки обвили шею любимого. Шаг назад и они оказались в золотом ореоле ярко-желтого пятна кабины. Двери закрылись. Лифт уехал. Зрительница облегченно вздохнула, преодолевая ступеньки.

– (Просто какая-то «Виторганова ночь». Ну и дом я нашла, не соскучишься. Не зря целый год обменом занималась).

За спиной хлопнула входная дверь.

– (Довольно, хватит на сегодня приключений), – каблуки быстро застучали, убегая без оглядки ко второму лифту на промежуточном этаже.

* * *

Алёна зашла в квартиру, тихо прикрыв за собой дверь. В просторной прихожей тускло горел ночник.

Она сняла дубленку, пристроила ее на вешалке, с сожалением провела рукой по мягкой коже:

– (Промокла. Пора переходить на демисезонное пальто).

Стянула любимую шапочку. Пепельные волосы с сиреневатым отливом сосульками упали на плечи.

– (Душ бы принять, но сил нет).

Посмотрела в зеркало. Глаза с византийским разрезом слегка покраснели от усталости. Длинный тонкий нос немного распух от холода и сырости. Посиневшие крупные губы прошептали:

– Всё-таки пойду греться.

* * *

Выйдя из ванной с запотевшим зеркалом во всю стену, Алёна налила чаю и подняла глаза на часы:

– (Уже второй час ночи, а завтра рано вставать и тащиться на утреннюю группу. Такое расписание только для меня любимой, стараниями кафедральных баб. Утром к семи сорока пяти, потом перерыв ни туда, ни сюда, а после этого опять аспиранты до десяти. Красота!)

Она встала и поплелась в спальню, продолжая прилежно хныкать:

– (Пока все лаборатории проверишь, кафедру закроешь, ключи дежурному отнесешь, распишешься – уже спать пора, а не домой ехать. Какой же Нахимов молодец, что уговорил меня уйти с кафедры. Всё, спать. Если вообще смогу заснуть. Завтра в пять тридцать подъем. Чтоб их всех!)

Зашла в спальню. Сняла и бросила одежду на кресло, где с прошлых дней набралась внушительная гора нарядов. Натянула пижаму, залезла под одеяло.

Муж зашевелился и радостно пробормотал:

– Любимая, ты вернулась ко мне!

– (О, только не это, только не сейчас, – беззвучно взмолилась Алёна. – Быстро у него не получается, а у меня всего несколько часов на сон. Да и мои собственные шансы дойти до высшей точки исчезающе малы).

К счастью, Алёша, или Алёшечка для семьи, он же Алекс или Лёха для друзей, или Алексей Борисович Нахимов в официальных ситуациях, повернулся на другой бок и мирно засопел. Время шло, а сон задерживался. Часа через два Алёна с трудом погрузилась в туманное забытье, но тут подло зазвонил будильник.

Она села, спустив ноги на теплый пушистый ковер, и тупо уставилась в темное окно. В окнах их двора не было ни одного огонька. Комок жалости к себе подкатил к горлу. Как только родился Афонька, она спала по два-три часа в сутки. Ребенок исправно диатезил, в кровь расчесывал тонкую мраморную кожицу, ни мази, ни врачи, ни лекарства зуд не снимали. Беспокойство за сына росло с каждым днем. Сон нарушался не только криком младенца, но и нервозностью.

– Что с ним будет, когда вырастет, – думала она. – Ведь всё тело покрыто красными пятнами и коростой, «живым» остался только кончик носа.