(не) зажигай меня

Дед сморщился и зубами заскрипел, а не ответить — только еще хуже любопытство разжечь.

— Поссорился я со степным ханом, — признался он. — Хотел он Милославу в жены, а я не отдал. На всю жизнь Таман на меня обиду затаил. Да и понятно — она его шабаки была. Мне еще повезло, что я водник. Было дело, пожары помогал тушить. Долг за ним. Кабы не это — он бы мне все поля да деревни пожег. И ведь женился на своей, и детей нарожал — а всё помнит! Лошадей да овец приходится теперь через подставных людей покупать. Думаю я, даже если снова пожар будет — не пустит меня.

— Так значит нет здесь степняков? — радостно спросила я.

— Нет и не будет, пока я жив!

— А что такое шабаки? — зацепилась я за незнакомое слово.

— Звездная кобылица, — непонятно пояснил дед. — Женщина-судьба, женщина-царица всей жизни. Шабаки только у больших вождей бывают. Ничего. Ни в одной их легенде не сказано, что шабаки нужно в жены брать. Напротив, им издалека поклоняются. Так что нечего Таману злиться.

Я недоверчиво покачала головой. Это моя-то мама, строгая леди Оберлинг — шабаки дикого степного хана? Да что вообще может быть между ними общего? Невозможно ее представить где-то, кроме замка Нефф, настолько они подходят друг другу. Мне иногда кажется, что замок строили специально для нее. Или ее родили для замка. На меня "любовь" этой груды камней не распространялась. Я была своей, но как бы только из уважения к матери. Что происходит с чужими, я видела: постоянные простуды, сквозняки (ничего удивительного, конечно — такие ветра), кошмары по ночам. Люди спотыкались, ломали ноги и руки, могли заблудиться или застрять.

Я всего этого не ощущала, разве что кошмары порой не давали мне спать. Но в этом нет вины замка: это, кажется, наследие Оберлингов. Слишком много магии. Я нередко просыпалась от того, что мне снился пожар — тут я только спасибо замку могу сказать: бывало, что и не снился. Но ни разу никто не пострадал. Снилось мне, как я падаю с нашей башни или застреваю в тайном ходе. Снилось, как умираю с голоду. А еще я боялась темноты, но держать в комнате свечу мне нельзя — ночью всё сожгу, да и маг-светильники могу вывести из строя. Оттого лет до шести я спала с матерью, а потом в комнате со мной ночевала горничная. В тот год, когда я гостила у деда, сны ушли, но не навсегда.

Деревня оборотней устроена предивно. Вся она находится посередине леса, добротные деревянные дома стоят прямо возле сосен и елей. Избы у них двухэтажные, причем один этаж — подземный. Там они спят и хранят вещи, продукты и утварь. Будто норы какие или логовища. Весь же надземный дом — одна кухня. Здесь и готовят, и гостей принимают. Оттого часто бывает так, что дом, снаружи кажущийся небольшим, внизу просто огромен, да еще многие жилища связаны сетью ходов. Не волки (а здесь были только волки), а муравьи какие-то. Да и от волков-то мало что осталось. Сто лет назад, когда клан Волчеков появился в Славии — все они были чистокровными оборотнями, а сейчас уже кровь их смешалась с славцами. Сам князь (не кнес — до кнеса он не дорос) Митрий Волчек способен к обороту. Был бы у него сын… а вот сына у него как раз и нет.

У меня шесть двоюродных сестер от мала до велика. Первая, Людмила — чуть старше меня. Второй, Беренике, шестнадцать, Богдане двенадцать, а прочих я не видела: они родились уже после моего отъезда.

Тетка Святослава — женщина пышных статей и неиссякаемого жизнелюбия — встретила нас приветливо и тут же повела показывать свои владения. И то сказать, ей было чем хвастать. Терем на берегу лесного озера был хорош. Резные наличники, большие окна, светлые горницы в три этажа. И конечно, подземный этаж, куда же без него? Только там не жили, не спали — лишь еду хранили.

Пожалуй, Святослава собой хороша, не по галлийским меркам, конечно. В Галлии в моде худые темноглазые барышни непременно с кудрявыми волосами. Тетка — полная противоположность. Волосы у нее светлые, коса едва ли не толще моей, глаза серые, щеки с ямочками. Она мне кажется похожей на наседку: такая же круглая, невысокая и постоянно кудахчет. И муж, и дети похожи на нее: все щекастые, упитанные и светловолосые.

Лишь одна Людмилка выбивается из семейной породы: кажется, она на деда похожа больше, нежели ее мать. Я вспоминала маленькую вертлявую девчонку, а увидела рослую барышню в портках. Я даже рот приоткрыла от изумления: девушка, да не в платье, а в мужском наряде! Вела себя она совершенно как парень: смело, резко. На стуле сидела нога на ногу, покачиваясь; разве что не курила и на пол не плевала! Я сначала и не знала, как себя с ней вести: сидела, опустив глаза и сложив руки. За столом Людмила тоже не терялась: ела за троих, громко шутила, смеялась, запрокидывая голову и показывая ровные белые зубы.