(не) зажигай меня

— Ви, ты совсем наивная что ли? У деда везде свои шпионы есть. И в Славии, и в Галлии…

— И в Степи? — не удержалась я.

— Со Степью сложнее, — призналась Людмилка. — Степняки вообще со славцами дел не ведут. Только тамошний хан лично какие-то вопросы решает. Ни одного постороннего туда не пустят, только разве что по большим праздникам.

— Это хорошо, — вспомнив инцидент по дороге и невольно дотрагиваясь до губ, кивнула я. — Степняки — совершенные дикари.

— Ну не знаю, — усомнилась подруга. — Все говорят, что Таман — удивительной силы вождь, из тех, кто творит историю.

— Все говорят, да никто не видит, — фыркнула я. — Да что мы о степняках? Айда купаться!

И скинув рубашки, мы с визгами побежали в воду.

Я вышла на берег первая — мокрые тяжелые волосы тянули ко дну. Ох уж это матушкина прихоть! Я бы с девушками в воде хохотала и резвилась, а вместо этого выжимаю косы и вздыхаю. Ничего! Накупаюсь еще! Лето — оно длинное.

Оделась да с легкой улыбкой присела на бревнышко возле огня и принялась заплетать косу, наблюдая за двоюродными сестрами. Как прекрасна жизнь! Точнее, была прекрасна — пока чужие руки не зажали мне рот и не дернули в темноту.

Чужак тащил меня сквозь лес, ветки хлестали и царапали голые ноги, волосы цеплялись за всё, что можно было цепляться — за кусты, за коряги, за стволы деревьев. Поняв, что далеко он меня не утащит, мужчина зашипел сквозь зубы, и стало еще темнее — мне на голову накинули мешок, обмотали волосы поверх его и закинули на плечо. Я пыталась орать и брыкаться, но мешок и волосы заглушали все звуки. Вдобавок я начала задыхаться и слабеть. Я сейчас сознание потеряю — впервые в жизни! Заставила себя успокоиться хоть немного и принюхалась. Оборотень я или слабая человеческая девица? Соберись, Виктория! Тебе ведь знаком этот запах, правда?

И тут я взвыла от накатившего меня страха: я узнала! Это был тот самый страшный степняк, о котором я и думать забыла. Как же его звали? Кажется, Аяз? А дед говорил, что нет здесь степняков!

А ведь он мелкий — сколько же силы требуется, чтобы тащить меня так долго? Авось далеко не утащит, бросит! Сделает свое дело прямо в лесу? Ой, мамочки, неужели он хочет надругаться надо мной? Или деду за что-то отомстить? А мстить есть за что, я уверена. Сразу же вспомнилось, что маму украли со свадьбы — потому что ее бабку в свое время украли со свадьбы! Да что же это творится на свете — почему нас воруют? За что? Мужчины ссорятся, а разменной монетой становятся их дочери и невесты!

Степняк тащил меня не далеко: вот уже он закинул меня на лошадь вперед себя, и даже попытался устроить поудобней. Я захрипела, всеми силами пытаясь показать, что мне мало воздуха. Сними этот проклятый мешок, и я сожгу всё вокруг к бесовой бабушке! Сейчас я никак не смогу сосредоточится. Некстати вспомнилось, что Аяз там, в дилижансе, и понятия не имел, чья я внучка. Нет. Он навязывал поцелуи не леди Оберлинг, не кнесинке, а женщине, которая имела неосторожность ему понравиться. И до того мне стало себя жалко, что я тихонько заплакала.

Спустя вечность слезы высохли. Еще спустя вечность — пришла злость. А потом я мечтала только о том, чтобы меня не стошнило. Я тогда точно захлебнусь. Кажется, я даже задремала — потому что проснулась от рывка. Меня стянули с лошади и куда-то понесли — недалеко. Положили на мягкое. И всё. Запах моего похитителя пропал. Я попробовала шевелить затекшими руками. Постепенно мне удалось выпутаться и из своих волос, и из мешка. Сдернув с лица ненавистную ткань, огляделась. Никогда вживую не видела степных шатров, только на рисунках в книге, но ни минуты не усомнилась, что это именно шатер. Попыталась расчесать пальцами волосы — куда там! Они спутались в колтуны, в них смола и сухая хвоя. Едва не плача, заплела косы, как сумела. Теперь придется несколько дней всё это вычесывать!

Жадно напилась водой, которую обнаружила в кувшине и, наконец, поняла, что не умерла.

Стены из скрещенных реек завешаны шелковыми полотнами — варварская, дикая роскошь! В крыше круглое окно. Шатер разделен на две части. С одного края на полу безумное количество подушек: будто пол — это постель. У другой стороны грубый деревянный шкаф с посудой и пара сундуков. Ах, какая прелесть! Как это всё будет красиво гореть! Немного поколебалась — всё же годы, когда мне вдалбливали, что ничего жечь нельзя, а намеренная порча чужого имущества — подсудное дело, не прошли зря.

— А девиц похищать — не подсудное дело? — громко спросила я себя, набираясь смелости. — А в мешке пыльном их тащить — не подсудное дело? Да гори оно всё… гори-гори ясно, чтобы не погасло!

И повинуясь мне, вокруг вспыхнуло кольцо огня.

15

С мрачной усмешкой я смотрела, как огонь бежит по разноцветным подушкам, как вспыхивают шелковые завеси, как начинают тлеть жерди. За что я люблю огонь — достаточно зажечь, а дальше он всё сделает сам. Воду или ветер нужно удерживать постоянно. Огонь тоже нужно контролировать… если не хочешь ничего спалить, конечно. А я хочу.