(не) зажигай меня

Очень хотелось в туалет, но, выглянув из шатра, я не обнаружила ни одних кустов. Основной стан был довольно далеко — вряд ли Аяз ходит по важным делам именно туда. Хотя у них-то наверняка обустроен приличный нужник. А что делать мне? Пришлось смиренно окликнуть степняка, сидевшего возле сложенного из камня очага и стругавшего какую-то дощечку.

— Эй ты, как тебя! — позвала я. — Нуриман!

— Меня зовут Аяз.

— Да мне плевать! Я даже запоминать не буду. Мне надо… по естественной надобности, в общем. Где здесь можно?

Юноша гостеприимно обвел вокруг себя рукой:

— Везде можно! Это Степь, а не кнесов дом.

Вздохнула глубоко: я — девушка понятливая.

— Господин Аяз, покажите мне, пожалуйста, отхожее место!

— Ты и так умеешь? — удивился он. — Что ж, тогда пойдем.

Он привел меня к небольшому шалашику, который я не сразу заметила. Внутри была яма, поверх которой лежал деревянный помост с дыркой внутри. Не королевская уборная, конечно, но жить можно. Особенно меня умилил кувшин с водой и сложенные в кучку ветхие тряпочки: ну прямо как в нашей замковой мыльне. Не листья — уже радость.

Повеселев, я вышла наружу и обошла шатер по кругу. Нашла большую деревянную бочку с чистой водой, ведро, несколько котелков разного размера и большой деревянный половник. Ну что ж, значит, они не сырое мясо едят! Если меня покормят, то я даже не буду буянить. Тем более, как сказал Таман, скоро приедет кнес Градский с двумя сотнями дружинников, и всё закончится.

А брак — тоже мне, брак! Кому интересен обряд, проведенный ханом без свидетелей, без поручения богов, без брачных меток? Я этого гада узкоглазого в жизни мужем не назову, пусть хоть треснет!

16

Я с отвращением смотрела в тарелку с чем-то, похожим на жирное мясо, сваренное прямо с костями. Неаппетитное блюдо пахло затхлостью, хотя и было посыпано какой-то зеленью. К мясу прилагалась черствая подгорелая с краю лепешка.

— Что это? — с ужасом спросила я.

— Обед, — сказал Аяз.

— Вы решили меня отравить или рассчитываете, что я умру от голода? Имейте в виду, мои родители брак не признают и приданое не отдадут даже и после моей смерти!

— Это нанэ готовила. Не думаю, что она хочет нас отравить.

— Нанэ — это кто?

— Моя мать. Мы называем мать нанэ, а отца — дадэ. Ты называй Наймирэ-тан и Таман-тан.

Я попробовала пожевать лепешку, но сморщилась: ей можно было выбивать ковры, до того она была жесткая. Мясо пробовать даже не рискнула. Аяз с интересом наблюдал за мной. Самого его эта пища, видимо, устраивала, потому что он съел всё, что было в его тарелке.

— Значит, я умру здесь с голоду, — пробормотала я. — Это всё отвратительно!

— Не нравится — готовь сама, — пожал плечами степняк.

Я огляделась. Приготовить самой? Легко! Было бы из чего!

— Принеси мяса, овощей, муки, круп, — сказала я. — Можно молока, ягод, зелени, сыра. Я сварю еды сама.

— Ты умеешь готовить? — потрясенно спросил он.

— Да уж как-нибудь сумею сварить что-то получше, чем это… Невелика сложность.

Аяз пристально посмотрел на меня, но, кажется, решил поверить. Спустя полчаса он притащил, по-видимому, все продукты, какие только смог найти. Здесь даже кусок пахучей колбасы был.

Я оглядела простейший очаг, сложенный из камня, проверила котелки, понюхала воду в бочке. Неплохо, совсем неплохо. Утварь чистейшая, аж сияет, очаг крепкий, продукты свежие. Мясо варить долго, а вот испечь лепешки — минутное дело. Навела теста, смазала маслом плоский камень, раскалила — и вот уже шипит первая ароматная лепешка. Степняк аж шею вытянул, так ему любопытно, не обманула ли я. На другом камне нарубила колбасу, добавила зелени и сыра. Завернула всё это в лепешку, откусила… о, как же это вкусно!

— Можно попробовать? — довольно робко спросил Аяз.

Желание похвастать своими талантами перевесило ненависть. Ладно, ненавидеть буду позже, а пока — вот я какая умница! Заворачиваю еще одну лепешку, подаю ему — осторожно, чтобы не коснуться его пальцами.

— Неплохо! — заявляет он, мигом проглотив угощение. — Можно еще?

— Готовь себе сам, — буркнула я. — Я тебе не повариха.

— Ладно, — соглашается Аяз. — Добывай себе продукты сама. И мясо, и муку, и вообще. Или ешь то, что сварила нанэ.

— Я передумала, — быстро говорю я. — Сколько тебе лепешек?

После недолгого, но очень горячего спора (я даже пару искр в него запустила, подпалив сорочку) мы приходим к соглашению: готовлю всё же я.

Потом степняк стаскивает через голову рубаху и кидает мне на колени:

— Ты сожгла — ты и зашей. Нитки и иголка в сундуке.

Больше всего меня бесит, что он, оказывается, отменно сложен: и плечи широки, и грудь не впалая, и живот плоский и мускулистый — ни намека на жирок. На мальчика он совсем не похож. Вместо того, чтобы заорать и затопать ногами, я жадно рассматриваю загорелое мужское тело. И пока я хлопаю глазами, он приносит из шатра еще ворох рубашек:

— И эти надо постирать и зашить. Будет тебе, чем заняться до вечера. Я уезжаю по делам.