(не) зажигай меня

Среди ночи он не выдержал, разбудил Хариза, велев охранять ее, а сам вскочил на коня и сломя голову помчался в Ур-Таар к Наймирэ. Жена как всегда спала в одной комнате с детьми: он всегда ругал ее за это. Хан прокрался к ней, стараясь никого больше не разбудить, положил руку на теплое женское плечо и, едва она открыла глаза, прошептал:

— Ты мне нужна.

Наймирэ никогда с ним не спорила. Она тут же поднялась, прикрыла одеялом Шурана и последовала за ним в его покои.

— Подожди, — коснулась она его руки. — Я приду через минуту.

У Эмирэ, ее главной помощницы, была своя комната. Она разбудила ее и велела лечь с малышами, чтобы они не испугались, когда проснутся.

Когда женщина зашла в спальню мужа, тот стоял у окна, ссутулившись. Наймирэ подошла к нему, обвила его талию руками, положила голову ему на плечо.

— Что случилось, любимый?

— Милослава приехала, — глухо сказал Таман.

Наймирэ стало очень страшно: она ждала приезда Милославы не меньше, чем он.

— Почему ты здесь, а не с ней? — дрожащим голосом спросила она.

— Ты нужна мне, — ответил муж, сжимая ее в объятиях. — Ты меня не бросишь?

— Я останусь рядом, даже если ты приведешь ее в свой дом, — просто сказала Наймирэ. — Я без тебя умру.

— Не приведу. У меня только одна жена, и это ты.

Словно время вспять повернулось: так же он пришел к ней много лет назад.

--

Ночь в Степи — самое гнусное время суток. Днем хорошо — можно заниматься всякими неотложными делами и ни о чем не думать. Ночью же в голову лезло всякое… Таман давно уже не любил ночь. Прошло то время юности, когда ночи казались для него волшебными и наполненными смыслом. В последнее время он выматывал себя так, чтобы вернуться в шатер, упасть в подушки и ненадолго умереть. Но сегодня уснуть не получалось — детский крик был столь пронзителен, что ввинчивался в голову, как лопата в землю. Пришлось даже уйти из шатра.

— Наймирэ! — рявкнул он зло. — Уйми свою дочь! Отчего она так орет?

— У нее режутся зубы, — тихо ответила жена.

— Так сделай что-нибудь! Ты мать или кукушка? Уйми ребенка… грудь дай или чего там женщины делают!

Наймирэ ничего не ответила на это. В шатре послышалась возня и тонкий голос сына — еще и этот проснулся. Сын вызывал у Тамана жгучую неприязнь на грани ненависти: если бы его не было, всё могло сложиться по-другому. Мальчишка тоже начал хныкать. Наймирэ прикрикнула на него, отчего Аяз стал еще громче орать. Не шатер, а конюшня! Не надо было вообще возвращаться. Остался бы в поле — погода позволяет. Да и вообще — мало что ли шатров, где его готовы уложить спать?

Таман тяжело поднялся, потирая лицо. Если б не было жалко уставшего коня, он бы уехал прямо сейчас. Он прошел в шатер, где в голос ревело уже трое: сын, дочь и Наймирэ, не умевшая справиться с детьми.

— Аяз, немедленно спать, — тихо скомандовал хан. — Не мешай матери.

Мальчик мгновенно замолчал и бросился к отцу, прижимаясь к его ногам. Это тоже было больно. Слепое обожание сына било по лицу, как хорошая оплеуха. Нехотя хан опустил руку и потрепал ребенка по голове. Кажется, ему только это и было нужно. Мальчик покорно отправился спать.

— Я уеду утром, — сказал хан жене. — Здесь жить невыносимо. Твоя дочь…

— Это и твоя дочь тоже! — с неожиданной ненавистью в голосе произнесла Наймирэ.

Таким тоном с Таманом разговаривать не смел никто. Он тяжело и пристально поглядел на Наймирэ, в страхе прячущую взгляд. Она и сама понимала, что сказала лишнее. Он вдруг увидел и черные круги под ее глазами, и всклокоченные волосы, которых давно не касалась расческа, и рубашку с засохшими потеками от молока. Наймирэ права. Это и его ребенок тоже. Не ее вина, что он принял неверное решение.

— Положи дочь и приведи себя в порядок, — скомандовал он. — Рубашку хоть поменяй и умойся.

— Она плачет, — сквозь зубы процедила женщина. — Разве я могу ее оставить?

Таман понимал, что должен забрать ребенка у жены, понимал — и не мог через себя переступить. Он не хотел ни Аяза, ни Рухию. Ему вообще не нужны дети… от Наймирэ. Самое гадкое, что его жена — не дура и всё прекрасно понимает.

— Если бы это была дочь Милославы, ты бы говорил по-другому, — с горечью произнесла маленькая степнячка, угадав его мысли.

— Еще раз услышу от тебя это имя — убью, — тихо сказал Таман и вышел вон.

Он шел, не понимая, куда и зачем. В груди жгло огнем. Если бы это была дочь Милославы… Если бы ребенка родила любимая женщина — он был бы самым счастливым в мире. Но Милославу держал в объятьях другой мужчина, и сделать тут было ничего нельзя.

Если бы был жив дед — сейчас бы он поколотил своего глупого внука, и был бы прав. Детей от Милославы ему подавай! Займись своими, баран! Мальчишке уже три, а он к лошади не подходил ни разу! И в этом нет вины Наймирэ. Мальчиками всегда занимались отцы — разве женщина вырастит нормального мужчину? Наймирэ вообще ни в чем не виновата. Он сам выбрал в жены ее. Еще так пафосно думал, что если не может быть счастлив — то пусть она будет счастлива.