Не злите Броню

Нина Федоровна покраснела, обнаружив, что Аля уже успела взболтать целый тазик яиц для омлета, явно рассчитанного на всех, нарезать помидоры и накрыть на стол.

За стенкой в гостиной послышался шум.

– Я же просила вчера, – шумела Катя, – занести бутерброды в дом с крыльца.

– Занесла бы сама, – огрызалась тетя Ася. – Все равно они уже несвежие.

– Так вазочка же! Ситцевая! От сервиза! И пропала, – продолжала бушевать Катюша. – Безалаберность! Бесхозяйственность. А еще старшая сестра!

– Да успокойся, Катя, – увещевала Ася. – Наверное, ее кто-то занес в дом. Бутерброды съел и занес.

– Занесут они, как же! – Катя смотрела на хозяйственные качества домочадцев более реалистично. – Бутерброды запросто могли сожрать, но чтобы вазочку занести – сомневаюсь.

– Вот соберутся все – спросим!

Когда с большим трудом всех, кто был в доме, удалось собрать на завтрак, оказалось, что не хватает Захара Ильича. Искать его отправили тяжко страдающего от похмелья Валентина.

Первыми о том, что профессор отправился на рыбалку под руководством опытного рыбака Лешки, вспомнили дети.

– Ну, точно он вазочку утащил, – успокоилась Катюша. – Увидел в ней бутерброды и унес. Теперь разобьет или утопит.

Захар Ильич явился через два часа, счастливый и нагруженный рыбой. Сзади плелся мрачный Лешка.

– Катюша, Дима, – закричал он от калитки, увидев чету Солнцевых на крыльце. – Вы только посмотрите, какая удача, – он сбросил на крыльцо пакет с огромными рыбинами. Их хвосты, блеснув на солнце чешуей, тяжело хлопнулись на доски, и вяло шевельнулись. Лешка держался сзади, всем своим видом выражая независимость и безразличие. В его пакетике скромно угадывались более мелкие представители речной фауны.

– Я таким голодным лет двадцать не был, – возбужденно продолжал профессор.

– Бутербродов не хватило? – спросила Катюша.

– Каких бутербродов? – удивился Захар Ильич. – Я утром ничего с собой брать не стал, чтобы вас не будить. Со вчерашнего вечера ничего не ел.

Не обращая внимания на Катюшу, которая, озабоченно качая головой, ходила по саду в поисках вазочки, все стали восторженно рассматривать улов и кормить рыбаков. Одна Нина Федоровна, как всегда, поджимала губы, недовольная внезапным плебейским увлечением мужа.

Захар Ильич, разомлев от ароматного омлета, стал делиться впечатлениями. Оказывается, Леша свистнул у него под окном в пять утра. Дети удивились было, как он смог определить профессорское окно, но оказалось, что Лешка как раз понятия об этом не имел. Он просто свистел под всеми окнами подряд, и Захар Ильич был единственным, кто его услышал. Он был очень горд тем, что сумел выбраться из дома, никого не разбудив.

– Алексей меня опекал, – сиял профессор, – и повез по всем рыбным местам. А на реке такая красота, рыбки прыгают, птички поют. Пар от воды. Ну прелесть, что за река.

– А птичек вы тоже пытались ловить? – уточнил Владик.

– Зачем? – оторопел профессор.

– Владька! – толкнула его под столом Ирка. – Дошутишься!

– Птичек мы не стали ловить, – немного подумав, ответил Захар Ильич. – Хотя в следующий раз… ты прав, уток на реке очень много. Там есть заводь одна – кругом деревья, ее с реки даже не сразу видно. Леша молодец, знает туда дорогу. Я там сразу двух щук вытащил.

Захар Ильич благородно умолчал о том, что еще двух щук, которые попались ему на удочку, взялся подсекать и вытаскивать Лешка в порядке наставничества. Тем щукам повезло – благодаря Лешке они остались плавать в реке.

– Кстати, – вспомнил Захар Ильич, – там на берегу мы видели двух странных мальчиков.

Когда они с Лешкой вошли на лодке в эту заводь – довольно небольшую, – они увидели двух мальчиков. Одному было лет десять, а другой был совсем маленький. Они ловили рыбу, стоя на берегу. Вернее, ловил тот, что постарше. Удилищем служила толстая длинная ветка, а поплавком – кусочек сосновой коры. Они были одеты в невероятную рвань. Похоже, что они наматывали на себя все тряпки, которые им попадались на дороге. Но Захара Ильича поразили их лица. Он вспомнил рисунок, который сделал к его книге о скифах художник. Рисунок назывался «После битвы». Это был портрет скифа, видимо, представителя проигравшей стороны. Его лицо было таким воплощением скорби, что Захар Ильич до сих пор торопливо перелистывает ту страничку, на которой он напечатан. Так вот, объяснил он, на лице старшего мальчика была написана такая же скорбь.

Рыба у мальчиков не клевала. Захар Ильич успел вытащить двух щук, сазана и огромного леща, а у старшего мальчика не было ни одной поклевки. Младший – очевидно, его брат, – терпеливо стоял рядом, держа в руках какую-то мягкую игрушку.

– Зайца? – заинтересовано спросила Ирка.

– Я не разглядел, – огорченно ответил Захар Ильич. – То ли заяц, то ли собачка – маленькая такая, и грязная очень.

Сердобольный Захар Ильич бросил им с лодки двух крупных рыбин. Старший мальчик серьезно кивнул ему головой, и, подобрав рыбу, они ушли, держась за руки.

– Так это, наверное, они зайца утащили, – догадался Владик.