Не знаю

Можно поплутать и на Садовом. В поисках адреса по Садовой-Каретной, дом 20 какой-нибудь, но обязательно корпус 2 или 3, а лучше 4 или 5, вы и сегодня попадете во двор, посередине которого боком стоит какой-то из бесчисленных корпусов, деля пространство примерно пополам; припаркован блестящий «майбах», напротив него – облупленные окна с битыми стеклами, над железным ржавым крыльцом вывеска размера А4 – спасибо, если не на принтере, – «Клиника эстетической медицины “ЛИАНА”». Тут же, с ухоженными ступеньками и цветочными горшками, некий фонд экологической тематики, и в этой же двери «Агентство цифровой аналитики и стратегии ABC». За углом того самого корпуса весь первый этаж занимают еще десяток контор и среди них хипстерский ресторан: вход в подвал увит плющом, и рядом с названием на вывеске большая надпись: «Спасибо, что нашли».

Такие же дворы вереницей – как каскады озер – между Маросейкой и Лубянским проездом. Некоторые еще и проходные, а иногда рядом с крысиным лазом из переулка во двор – электрические ворота с охранником в тот же двор. Вот тут, кстати, был клуб We are family, открытый на излете легендарным сербом Синишей Лазаревичем, – последнее пристанище гламура, где в 2010-м случился особо громкий скандал с наркотиками и притоном, после которого заведение все-таки не сразу закрылось, но тихо растворилось в тени году эдак в 2012-м. Теперь там знаменитое кабаре.

Или на обновленной, ныне аккуратной Хохловке заворачиваешь под шлагбаум, мимо помойки, а там круглый внутренний двор, особнячок с деревянными лестницами на галерею, с просторным залом, где любители танго собираются на милонгу. На втором этаже длинный коридор, за каждой дверью – тут гончарный круг, там швейная машинка, здесь полки со словарями и старыми книгами. Пахнет хендмейдом – кожей, пылью, тихой, неторопливой речью, медитативной фоновой музыкой. Чуть дальше, на Ивановской горке, – белый, строгий по-средневековому Ивановский монастырь, прямо против него – довольно большая красно-белая церква с садом. На фотографиях она неизменно оказывается на фоне пятиэтажного, желтой штукатурки жилого дома, абсолютной коробочки, если бы не блестящие металлические изогнутые балконы в стиле модерн. Церквей тут, как говорится, и не сосчитать; на квадратный километр, кажется, штук двадцать, в том числе баптистская и протестантская. Если чуть расширить охват, попадет синагога, а за рекой, уже в Замоскворечье, и мечеть. В двух шагах от того же Ивановского монастыря, но уже на Яузском бульваре, дом 16/2 по Подколокольному, – пятиугольный «жилой дом Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева» с титанами-пролетариями, охраняющими арку, а там, внутри него – огромные деревья, голубятни, немножко качелей. Чуть выше – Покровский бульвар, дом 16 – заведение, работающее под разными названиями уже лет двадцать. Сегодня здесь, да еще на Солянке, и в паре клубных кафе на Китай-городе с разрисованными стенами, эклектичным меню и афишей сонно дышат осколки клубно-андеграундной жизни начала 2000-х, тихое пристанище всего передового, неформального и альтернативного двад-цатилетней давности… Как многое тайное, локация под номером 16 по Покровскому ныне стала совсем явной. Благодаря новоявленной террасе заведение видно с переулка и даже с бульвара, не говоря уже о соцсетях. Прежде догадаться о наличии тут точки общепита и культуры было невозможно, если не знать. Во дворе есть знаменитое дерево, ствол которого, вполне толстый и протяженный, высоким назвать нельзя, потому что растет он параллельно земле. Когда и что заставило дерево принять такое нестандартное решение, неизвестно. Несколько подпорок выставлены ему в помощь разными поколениями сотрудников и хозяев старинного заведения. Сегодняшние московские хозяйственные службы пометили дерево к уничтожению как угрожающее безопасности.

И тогда, так же, как и всё еще, я передвигалась по Москве в основном пешком. Маршруты мои привычно кружили около Кропоткинской, Арбата, Парка культуры… Бульвары, Замоскворечье… Всё внутри Садового. Остальное где-то там, за МКАДом: что Владивосток, что Химки, что какое-нибудь Дегунино для меня всегда звучало одинаково.

В глубине пречистенских переулков – со двора, без вывески, вход вниз по длинной лестнице – кафе «Се ля ви», где по стенам стояли шкафы с книгами, вечером играли живые группы, все пили виски с колой и джин-тоник, я пила айс-ти и читала свои книжки под грохот музыки. Эти звуки, производимые со сцены живыми людьми с живыми инструментами, были для меня приемлемее, чем электронные. Но моего слияния, вливания в какую-либо из субкультур так и не произошло. Не давал стоп-кран внутри. Не давал холод внутри.

Лето заканчивалось, мой отец, моя мама и мой сын возвращались с дачи. Кот выходил из подполья, я уходила в тень – ванная становилась моим обиталищем, куда можно было скрыться с книжкой и яблоком.