Не знаю

Клуб «Третий глаз» – один из первых в Москве. В старинной купеческой квартире, в маленьком особнячке. Буквально за углом, в Черниговском переулке, с 1514 года стоит храм Усекновения главы Иоанна Предтечи, воздвигнутый на месте обветшавшей деревянной монастырской церкви. Именно он стал первым каменным храмом в Заречье, небогатом ремесленном районе, окруженном густым лесом. Сам Черниговский переулок – двести метров с двумя поворотами под прямым углом – соединяет Пятницкую, тогда Ленивку, с Ордынкой. Там же Толмачевские и прочие переулки с говорящими названиями – татаро-монгольские дела.

После семнадцатого года участь многочисленных местных храмов была плачевна – закрыты, кресты снесены, сначала баптистские молитвенные дома, затем склады с туалетами в бывших алтарях. К московской Олимпиаде-80 между вариантами – снести, сровняв с землей, или восстановить для предъявления иностранцам исторического наследия – был выбран второй. Восстановили, худо-бедно отреставрировали, вернули кресты.

В 1991 году храм на углу Черниговского переулка был возвращен Церкви.

Именно в этом, 1991 году, буквально за полгода до, были получены разрешения на открытие Творческого центра «Третий глаз».

Позже члены общины церкви Михаила и Фёдора Черниговских методично громили клуб, а чиновники от РПЦ так же методично подавали на «Третий глаз» в суд. В девяностые клуб выиграл несколько процессов, затем пережил несколько московских эпох и продержался года аж до 2014-го. Теперь же весь угол – считай, целый квартал – занимает Патриаршее подворье. Здесь же, в соседних зданиях, – Общецерковная аспирантура и докторантура имени святых Кирилла и Мефодия, Фонд славянской письменности и культуры. В глубине двора – привычный сегодня конгломерат студий йоги, типографий, пунктов самовывоза, фотостудий…

Сотрясение внутренностей в ритме воздуха, слепящие вспышки, люди в эйфории – я заходила на пять минут вдохнуть этого всего. На большее меня не хватало, меня выбивало звуковой волной, концентрацией возбуждения в атмосфере. Казалось, слишком много жизни в этом воздухе, слишком много драйва – мне не выдержать. Смешно и даже неловко сознаться, я так и не видела ни разу наркотиков вблизи – амстердамские кексы не считаются, – хотя именно в мое время, согласно позднейшей милицейской статистике, девяносто процентов гостей московских заведений пребывали под воздействием чего-либо помимо алкоголя.

Мой любовник – тот, с вишневыми глазами, – помер от передоза. Его друг – рыжий, кудрявый, взгляд с поволокой – сторчался постепенно, пройдя все стадии саморазрушения. Еще один мой приятель вышел из окна после почти полугодового лечения от героиновой зависимости. Из див-трансвеститов, с которыми я имела дело чуть позже – чисто по работе – не осталось никого, герыч и спид сыграли аккурат по Альмодовару.

В радиусе двух-трех километров от родительской квартиры, в которой я, казалось, окончательно осела, в короткий промежуток времени работали – нет, не подходит… жили – вот подходящее слово – клубы «Эрмитаж» (закрылся в 1996-м), «Кризис жанра» (жив до сих пор) и первые ласточки гламура «Птюч» (закрылся в 1997-м), «Джаз-кафе» (открылся в 1997-м, а в 1999-м уже почил).

В самом начале двухтысячных «Молоко» и ДК МАИ тоже уже закрылись, «Дягилев» еще не открылся. Сегодня в Каретном Ряду, в саду «Эрмитаж», здоровенная пустая стена со свежей надписью «Департамент культуры города Москвы» и жизнерадостным логотипом напоминает тем, кто в теме, что в 2006-м эта стена была загорожена легендарным клубом «Дягилев». А еще раньше именно здесь, в саду, срывал шаблоны и крыши клуб «Эрмитаж». А задолго до этого купец и антрепренер Яков Васильевич Щукин начал строить театр, мечтая затмить Большой, на три тысячи мест. Успели возвести огромную сценическую коробку, потом началась война, стало не до того. Именно из этой коробки за многие миллионы был достроен в 2006 году «Дягилев», чтобы сгореть через два года, в 2008-м.

Московские арки и дворы – и сегодня еще остаются такие, что не выметены и не вылизаны. Где-нибудь на Тверской сворачиваешь между домами, сре́зать дворами, а там… облупилась штукатурка, окна с гнилыми рамами, пацаны на кортанах грызут семки, голуби обкурлыкивают мусорные баки, бабульки в платках сидят на скамейке перед подъездом. Если подняться на крышу-террасу пятизвездочного «Хаятта», эти дворы, медные крыши, покосившиеся трубы над Лубянкой, Тверской – как на ладони.