Неандертальцы. Недооцененные конкуренты Homo sapiens

Как мы отмечали во второй главе, обсуждая случаи каннибализма в Гран Долине, ученые считают, что каннибализм является наиболее логичным объяснением следов порезов на этих костях. Неандертальцы, привыкшие к разделке крупной дичи, не испытывали бы особых проблем с разделкой других неандертальцев. Мы знаем из исследований зубов этого вида, что эпизоды сильного голода не являлись редкостью, и было бы удивительно, если бы они позволили белку пропасть, особенно после того, как взяли на себя труд обезглавить своих умерших сородичей.

Археолог Тимоти Тейлор в своей книге «Искусственная обезьяна» (The Artificial Ape, 2010) отметил, что, несмотря на широко распространенные свидетельства каннибализма в доисторические времена, включая каннибализм у вполне современных людей, исследователи часто отвергают убедительные этнографические, исторические и археологические доказательства этой практики, возможно, из благонамеренного антирасизма. Например, Тринкаус назвал каннибализм «этой ужасной, звериной практикой» и утверждал, что археологи, желающие показать четкое разделение между «нами» и «ими», использовали эту интерпретацию как своего рода унижение неандертальцев.

Каннибализм, возможно, и «отвратительный призрак», по выражению Тринкауса, но без хитрой умственной эквилибристики невозможно поверить, что массовое обезглавливание в Крапине происходило без последующего употребления плоти. И мы должны помнить, что практика каннибализма, может быть, сегодня и отделяет наших доисторических предков от нас, но ее определенно нельзя считать признаком, отличающим неандертальцев и людей современного вида. Человеческая плоть может быть съедена по целому ряду причин, например, из уважения к мертвым или как часть награды при победе в конфликте. Эта практика не обязательно означает, что неандертальцам не хватало уважения к себе подобным. Скорее всего, она отражает то, что им приходилось переживать сложные времена, когда белка не хватало.

Дебаты о признаках каннибализма в Крапине продолжаются до сих пор. Наша собственная интерпретация получила определенную научную легитимность благодаря повторному исследованию костей антропологами Тимом Уайтом и Николасом Тотом. Уайт и Тот установили формальные критерии каннибализма, основанные на следах разрезания и отложения костей, а также на предпочтениях в выборе костей для разрезания, и сравнили следы разделки диких животных неандертальцами с тем, что можно наблюдать на человеческих костях. Основываясь на серии таких исследований, они утверждают, что Крапина является одной из многих неандертальских стоянок в Хорватии, Франции и в других странах, демонстрирующих серьезные доказательства каннибализма.

В 1990-х Уайт также участвовал в исследовании Мула-Герси, пещере над рекой Роной во Франции, где доказательства каннибализма получили более широкое признание. Возраст расчлененных останков шести обнаруженных там неандертальцев более 100 тысяч лет. Кости в Мула-Герси подверглись несколько более тщательной обработке, чем в Крапине.

Исторически Крапина стала не только отражением наших собственных предубеждений, но и ключевым памятником среднего палеолита. Помимо дебатов о каннибализме, существует тот факт, что археологическое сообщество долгое время игнорировало эту стоянку, больше сосредоточившись на памятниках во Франции и Германии, чем на европейской периферии. Но нам еще более важной представляется главная роль, которую Крапина сыграла в решении вопроса о возможной роли неандертальцев в эволюции современного человека.

В начале XX века, до появления методов радиометрического датирования, гарвардский антрополог Эрнест Хутон предложил называть «классическими неандертальцами» наиболее массивные особи из Западной Европы, с которыми мы познакомимся в шестой главе. Он считал, что неандертальцы Крапины с более легким костяком представляют другую расу. Теперь мы знаем, что крапинцы предшествовали «классическим неандертальцам» на десятки тысяч лет. Работа Хутона о человеческой изменчивости чрезмерно полагалась на концепцию расы, так как пришлась на тот этап в истории антропологии, которым не стоило бы гордиться, и неудивительно, что ученый интерпретировал человеческую эволюцию в расовых терминах.

Перенесемся в 1970-е, когда Милфорд Уолпофф изучал зубы Крапины и утверждал, что они находятся на эволюционном пути к современным человеческим зубам. В последующие годы Уолпофф разработал мультирегионалистскую теорию эволюции человека, которая утверждала, что со времен Homo erectus люди по всему миру обменивались генами в рамках одной размножающейся популяции, несмотря на различия во внешности, которые другие приписывали распространению различных видов. Проще говоря, Крапина помогла убедить Уолпоффа, что в каждом из нас есть немного неандертальца.