Неаполитанская кошка

Нас с Аликом просто должны были убрать, чтобы мы, вернувшись в Москву, никому не рассказали о том, что он, русский ученый физик, биолог, жив и здоров и теперь работает на другие государства. И что его изобретения, направленные на борьбу с онкологией, теперь станут достоянием иностранцев, потому что сбежавший из России Алекс стал подданным другого государства.

Попросту говоря, Алекс — изменник. Во всех смыслах.

В то утро, когда я потеряла всякую надежду на чью-либо поддержку, когда оказалась совсем одна и не знала, что лучше — вернуться домой или оставаться здесь, чтобы наказать всех тех, кто был вовлечен в эту историю и, главное, кто убил Алика, — мне не хотелось даже шевелиться.

Я сидела на постели, на оскверненной предателем Алексом-Дино постели и долго не могла решиться на какие-то действия.

В сущности, я и вчера еще, оказавшись запертой в этом доме, вполне могла устроить шум, чтобы привлечь внимание прохожих за каменной стеной. И если бы не трупы, не преступления, которые сопровождали меня, я бы так и сделала.

Пусть бы появились полицейские, они вызвали бы переводчика, и я с удовольствием рассказала бы о том, что вот, мол, я, русская туристка, приехала в ваш прекрасный город, и меня здесь чуть не убили!

Да, если бы не Джейн, которую отравила (получается) я, то можно было бы и пошуметь, потребовать разбирательства, пусть бы завели уголовное дело, пусть бы нашли наконец убийцу Алика!

Но это я переставила чашки с кофе, и теперь Джейн, выпив всю, до капли, свою судьбу, быть может, до сих пор лежит в кустах под террасой квартиры, которую сняла именно я!

Нет-нет, мне нельзя было поднимать шум.

Я знала, чувствовала, что уже очень скоро раздастся звук отпираемой калитки, и мне позволят выйти отсюда, чтобы прямиком отправиться в аэропорт. Да только ни в какой аэропорт я не поеду.

Сделаю все, что смогу, чтобы найти убийцу Алика.

Я согласна была тогда даже стать мишенью всех тех, кому мы с Аликом так сильно помешали. Хотят меня убить — пусть.

Рано или поздно Алекс узнает об этом, и ему придется с этим жить. Вот и посмотрим, сможет ли он после этого писать свои картины и просто спокойно жить.

В то утро Алекс казался мне уже совершенно чужим человеком, от которого можно было ожидать любой подлости.

Хотя в моей памяти, как это ни странно, продолжал жить другой, мой Алекс, которого я где-то в глубине души еще продолжала любить и тихо, уже по инерции, оплакивала.

Щелчка в калитке я не услышала, а потому не знала, когда точно было принято решение меня выпустить.

Я просто приняла душ, оделась в более-менее подходящую мужскую одежду (джинсы и белую батистовую рубашку), нахлобучила на голову, предварительно спрятав волосы, бейсболку и, прихватив довольно-таки приличную пачку наличных, найденных мною все в той же тумбочке, подошла к калитке, взялась за ручку и, когда та поддалась (чему я нисколько не удивилась), вышла на улицу.

Вот он, рай земной, думала я, щурясь от солнца в мужских очках, то и дело смахивая со щек катящиеся градом слезы.

Вокруг меня шли толпы туристов, всем было хорошо, все были счастливы, лица людей светились радостью.

Проходя мимо многочисленных кафе на набережной, я вспоминала Алика, наш завтрак, и боялась даже представить себе, что произошло в том самом кафе, внутри которого его убили.

Его кто-то, видимо, окликнул, и он, выйдя из мужского туалета или, наоборот, еще не успев туда войти, пошел на голос. Почему не испугался? Понимал же, что за нами следят, сам предупреждал меня, что надо убираться отсюда, и все равно пошел на голос.

И вдруг я остановилась…

Меня словно парализовало, когда я представила себе, что это мог быть Алекс! Что это он появился внутри того коридора и позвал Алика. Вот уж на его голос Алик точно мог пойти.

Но тогда получается, что это Алекс его и убил? Мой муж — убийца?

Нет, вот уж в это я точно не могла поверить. Может, он и предатель Родины, это его дело, и я ничего не хочу об этом знать, но чтобы убить своего самого близкого друга? Нет-нет, нет!!!

Ноги сами привели меня к главному входу отеля «Гранд-Везувий», я уверенно вошла в холл и подошла к ресепшену, подождала, пока обслужат пожилую пару, общий возраст которой наверняка составил лет двести. Бледнокожие, белоголовые, в голубой джинсе супруги-скандинавы.

— Меня зовут Зоя Валентинова. Думаю, что здесь на мое имя забронирован номер, — произнесла я на чистом русском языке фразу, обращаясь к парню с дежурной улыбкой на лице.

Этот вразрез идущий с логикой сценарий я придумала прямо на ходу, желая лицом к лицу встретиться с теми, кто затеял всю эту охоту на меня. Они хотят Зою Валентинову, так пусть и получат. Но сначала пусть объяснят мне, за что убили Алика.

Конечно, никакого номера никто заказать на мое имя не мог, я просто хотела озвучить мое имя, чтобы парень на ресепшене, который тоже мог быть связан с убийцами, доложил о моем появлении в отеле.

Да что там, у меня было такое состояние, что я готова была сама нарисовать и повесить на грудь плакат с собственной фамилией, как это сделал тот «американец», — давайте, ловите меня, вот она, я.