Мое дело слушалось сперва в Верховном суде — и по процедурному вопросу, и в силу того, что мое дело рассматривалось как показательный пример, помогающий определить терминологию процесса, — и это позволило нам потребовать анализа самой сути обвинений. Что означало обвинение кого-то в том, что он заполучил доступ к компьютеру? Если в системе присутствовала коммерческая информация, но нарушитель ее не прочитал, то он по-прежнему обвиняется в краже? Если вор вламывается в дом и крадет сегодняшнюю газету, то должен ли он предстать перед судом за кражу картины Матисса, висевшей в гостиной над камином? Однако Верховный суд указал, что окружные суды не должны переправлять ему дела, кроме как в исключительных случаях. И это было позорно, потому что в итоге наш процесс оказался упущенной возможностью по отношению к будущим делам в сфере компьютерной преступности. В тот день служители закона не соответствовали собственному критерию интеллектуального любопытства, и пострадали все, в том числе сама Австралия, которая до сих пор не может отличить педофила от человека, использующего компьютеры ради защиты наших свобод.
В итоге мое дело рассматривал судья, мало что о нем знавший. Он четко обозначил, что хотел бы назначить мне лишение свободы, но, следуя правилу равенства, вынес мне то же наказание, что и Главному Подозреваемому. Мой залог был в десять раз выше, и мне давалось меньше времени, чтобы заплатить штраф в 2100 долларов. Меня как преступника обмазали дегтем, и, конечно, я принял это близко к сердцу. Но в то же время я испытал некоторое облегчение, что на сей раз не попаду в тюрьму. Оснований пить шампанское не было, нужно было восстанавливать свою жизнь и работу, но это дело показало мне, насколько уязвимы станут хакеры в будущем. Я уже вошел в зал суда другим человеком — не тем мальчиком, который взламывал систему Nortel, — и мой план состоял не в том, чтобы следовать логике суда, которая, на мой взгляд, была примитивной, но в том, чтобы следовать логике математических исследований, продвигаясь дальше по полям правосудия. Я хотел выяснить, как компьютерная наука может повлиять на этику современного мира. Таков был мой план, и я переделал себя, чтобы ему соответствовать. А тем временем Nortel и другие жертвы моих так называемых хакерских преступлений начали использовать криптографические программы, которые я придумал после ночных прогулок по их системам.
Не бывает победы без тени поражения. И даже десятилетия жизни могут, как ни странно, в конечном счете обернуться временем неудач. Обычно говорят, что быть молодым — само по себе победа, но я лично сомневаюсь в этом. В свои двадцать с небольшим я был куда более усталым и нервным, чем сейчас. Я вспоминаю надрывные попытки чего-то добиться. Передо мной лежит приглашение на пасхальную вечеринку, которую мы — ребята, организовавшие первый интернет-провайдер suburbia.net, — устроили на севере Мельбурна в 1996 году. Один взгляд на это приглашение напоминает мне, каким я был человеком: легковозбудимым, преданным делу и, без сомнения, заносчивым и большим занудой. В приглашении сначала мы рассказали об организации вечеринки, а потом привели небольшой вопросник.
Вопрос. Кто приглашен?
Ответ. Вы. Представители самых разных слоев общества, разных профессий и возрастов, грубо говоря, кросс-социальная страта индивидов. Это будет эклектическая вечеринка.
Вопрос. Слушай, я хочу понять, кто реально там будет?
Ответ. Сейчас не время для принципиально дихотомических симплификаций… Ладно уж, какого черта…
Будут пользователи Suburbia.
От судей и политиков до осужденных компьютерных хакеров. В числе наших пользователей частные детективы, писатели, программисты, адвокаты, музыкальные продюсеры, музыканты, кинорежиссеры, шахматные чемпионы, члены загадочных религиозных сект, баскетбольные арбитры, много-много разных типов ученых и инженеров, эксперты по безопасности, доктора, бухгалтеры, бармены, дирижеры…
Вопрос. Рекомендуемый стиль одежды?
Ответ. Сойдет «инкогнито» в духе тридцатых.