Иракские документы — а еще многие из них ждут пристального анализа — разоблачают опыт нарушений прав человека со стороны американцев, равно как и печальное состояние Ирака под властью Саддама. Когда-нибудь историки смогут сложить в одну картину поразительные детали повседневных жестокостей, из которых состояла та война, и наши публикации станут для них главным источником. Я гордился работой WikiLeaks, благодаря которой это стало возможно. Я позвонил матери в Австралию. Мы с ней часто разговаривали, но в тот момент было особенно здорово заглянуть туда, где все для меня началось.
Затем Ларри Кинг захотел взять интервью у меня и Дэниела Эллсберга. Предполагалось, что я расскажу о дневниках иракской войны, а Дэн — обо всей этой ситуации в исторической перспективе. Нам нужно было приехать в два часа ночи в международную студию CNN в Лондоне, чтобы выйти в эфир одновременно с Ларри Кингом в Нью-Йорке, и, ожидая этого времени, мы смотрели начало его передачи. Среди гостей оказалась бывшая подружка судьи Верховного суда Кларенса Томаса, поделившаяся очень нельстивыми воспоминаниями о времени, когда они встречались. Больше всего ее поражал карьеризм судьи, и она поделилась с Кингом своим возмущением: «Представляете, однажды он отправился давать интервью в два часа ночи!» Мы с Дэном переглянулись, посмотрели на часы и рассмеялись.
Все это время мысли об одном жизненном обстоятельстве очень тяготили и ум, и душу. И не только мой ум и душу, а всех, с кем мы работали. В тот момент именно эта тема больше всего занимала меня, и хотя мы продолжали выпускать материалы, заниматься какими-то другими делами на WikiLeaks, не прекращали публикации ни на один день, — именно шведское дело способствовало интересу СМИ к каждому нашему шагу, подпитывало волну бешеных спекуляций и дурных мнений обо мне и в конечном счете привело меня в тюрьму. До сих пор я держал свое мнение об этом при себе. Сама степень глубины злого умысла и беспринципности — что на самом деле породили дело против меня — не дает мне удержаться от гнева при рассказе о нем. Но я хочу проявить как можно больше понимания. Мои враги, которых внезапно стало очень много, отказывали мне в такой терпимости, и хотя я и не смогу одолеть их, я наверняка вправе не следовать их примеру.
В Швецию я отправился в августе 2010 года, когда обвинения Пентагона все еще стучали у меня в висках. Джефф Морелл, пресс-секретарь, выступил на брифинге и намекнул, что у WikiLeaks и конкретно у меня есть поводы для беспокойства: «Если действовать достойно — для них недостаточно хорошо, то мы выясним, какие у нас есть альтернативы, чтобы принудить их действовать достойно. Давайте на этом и остановимся». Когда на той же пресс-конференции Морелла спросили, будет ли подвергнут такому же принуждению наш партнер New York Times, он ответил: «Я не в курсе того, что New York Times считает себя их партнером… Я не в курсе того, обладают ли этими документами New York Times или другие издания». Яркая демонстрация исключительного единодушия Пентагона и Билла Келлера: пусть вся вина падет на WikiLeaks, пусть он горит синим пламенем, а медиапартнеры, опубликовавшие тот же самый материал, приобретают чудесный иммунитет от тех же драконовских законов. Поклонники Первой поправки вряд ли одобрили бы такое отношение к закону, однако слова Морелла доказывали, что «некоторые равнее других» и их права на свободу слова тоже резко отличаются от прав других. WikiLeaks вдруг стал шпионом, в отличие от газет — наших партнеров WikiLeaks не был компанией, к которой надо относиться как к издателю. И это абсурдное утверждение на глазах превращалось в прямую угрозу.
В то же время стало известно, что в Пентагоне создается рабочая группа из девяноста, а затем и ста двадцати человек, сосредоточенная исключительно на WikiLeaks и функционирующая круглосуточно семь дней в неделю. В группу входили также сотрудники ФБР и разведывательного управления Минобороны. Котелок закипел, и ряд американских политиков призвали устранить меня. Сара Пэйлин заявила, что меня нужно преследовать как собаку, а одна газета даже опубликовала иллюстрацию: я с нарисованной на лице мишенью.