Небеса с молотка. В погоне за ближним космосом

МАРТИН: Знаешь, чувак, я вообще-то трансляции чужих ракетных запусков не смотрю. Нет ничего скучнее. Меня беспокоит только собственная ракета – и всё. У меня времени нет переживать за ракеты других компаний. Это для меня не хобби. И не первая любовь. И ракеты SpaceX меня занимали ровно до того дня, когда я сбыл с рук по рыночной цене свои льготные акции SpaceX, после чего мне стали глубоко до лампочки их ракеты. Я это к тому, что, скажем, уродись я на фут выше ростом, я бы лучше играл сегодня в футбол за наших «Ковбоев». Но… раз я за свой рост не отвечаю, то и занимаюсь тем, на что сгодился.

ФЛАНАГАН: Я со школы мечтал попасть в аэрокосмическую промышленность. А теперь мечтаю из нее свалить, только не знаю как. Да не, нормально всё. То есть всё тут у нас даже очень круто.

МАРТИН: Проблема в нашем деле в том, что вакансии есть только тут, на Западном побережье, – или ты не знал? А я хочу жить в родном Техасе. Мэтт хочет жить там, где вообще людей нет. У него дом в Монтане. У меня – в Раунд-Роке, Техас. Вот и выходит, что ради этой работы мы побросали любимые дома и живем тут в трейлере, иначе ее было не получить. В Аламеде нам бы пришлось платить в месяц по полторы тысячи долларов каждому плюс коммуналку за съемное жилье на двоих. У себя в Техасе я примерно столько плачу по ипотеке.

Аренда же этого трейлера нам обходится в триста долларов в месяц на двоих, и плюс к тому мы тут во дворе имеем бесплатный Wi-Fi от компании. И никто тут не роется в истории наших поисковых запросов, что реально приятно. Воду нам подключили, опять же, бесплатно. Единственное, что напрягает, так это то, что справлять нужду прямо тут, во встроенном сортире, можно лишь в самом крайнем случае, поскольку черный бак внизу быстро переполняется, а потом замучаешься его вычищать и всё тут проветривать.

Знаешь, однажды наш гендир Крис одолжил у меня этот трейлер для поездки на «Горящего человека», а нас на это время пустил пожить к себе на квартиру в Сан-Франциско…

ФЛАНАГАН: Ага, и вернул его с дырой в полу.

МАРТИН: Ну да, пробил где-то там днище моему трейлеру.

ФЛАНАГАН: Так я это к тому, что это нечто совсем иное и ни на что не похожее – жить тут. Потому что вот, типа, твой личный гребаный двор на груде сраного щебня, но он лично твой – и никто более на него не претендует и его у тебя не отнимет.

МАРТИН: Трудно выходить с утра пораньше во двор и натыкаться там на бак с жидким кислородом вместо, скажем, собственных детей на качелях под дубом, тебе не кажется?

ФЛАНАГАН: Одна из лучших вещей, которые я отсюда привезу с собой домой, – вот это умение. Смогу ходить с детьми в многодневные походы с ночевками. Так что всё работает.

МАРТИН: А мои вот под кемпинги не заточены. Воспитанные, белые и пушистые избалованные детки богатого папы. Дальше своего пригорода носа не сунут. Нужно бы их на карате записать. То-то им будет приключение – лучше любого похода с ночевками.

ФЛАНАГАН: Стараюсь наведываться домой раз в две недели. Но вот эти три последних месяца уходящего года мотался туда-сюда на Аляску. И вечно какие-то проблемы. Пытался всякий раз перед вылетом туда или на обратном пути домой заглянуть, но редко получалось.

МАРТИН: Ты знаешь, это вообще-то забавный такой бизнес. Возьмем успешную компанию типа SpaceX. Если я начну чисто арифметически вычислять, я в жизни не пойму, как и на чем они делают деньги. А если взглянуть на какую-нибудь Virgin, мне вовсе неведомо, сколько денег в нее вбухано, и они до сих пор ни черта толком так и не сделали. Причем это была самая дивная компания из всех, на которые мне доводилось работать. Лучший соцпакет, непревзойденная культура.

А руки в итоге всё равно опускаются. Понимаешь, вот ты работаешь, работаешь, работаешь, – а в небе всё пусто. Потому и на сердце какая-то пустота. И я это всё к тому, что даже если ты где-то там задним умом понимаешь: типа да, денег у нас полно, – со временем приходишь к тому, что мы либо уже что-то отправляем в космос, либо я больше этим заниматься не хочу и не буду. Тем более что новые ракетные компании теперь появляются чуть ли не каждые полгода.

ФЛАНАГАН: В последнее время – точно, а то даже и чаще.

МАРТИН: Я теперь даже и не вспомню, кем мечтал в детстве стать, когда вырасту, но ничего типа этого вот… э-э-э… инженера аэрокосмической промышленности в том списке точно не значилось.

ФЛАНАГАН: Палеонтологом ты хотел стать. Сам же мне рассказывал.

МАРТИН: Да, хотел. Палеонтологом долго мечтал стать. Хотя и не только. Еще я, помнится, хотел какое-то время стать юристом или врачом – просто потому, что рос в сельском городишке, где эти люди почитаются за богачей. Но таки да, первой моей любовью с детства были динозавры.

Но, знаете, я из бедной сельской местности. Я всю жизнь впахивал. Мне некогда было задумываться над тем, что я люблю. Я много прочел всех этих книг про лидерство, и везде одно и то же, типа: а ты просто найди себе любимое дело, такое занятие, которое тебе по-настоящему по душе, – и всё остальное сложится само собой. Я про себя думаю: ну зашибись! когда мне этим заниматься-то?! Как я буду, к чертям собачьим, что-то искать в сорок три года с пятью детьми и ипотекой? Да-а, брат, на твоей посудине далеко не уплывешь.

Буду-ка я просто рядовым американцем из тех девяноста пяти процентов, которые работают не по любви, а по нужде. Как, по-твоему, держатель шиномонтажа любит шины до безумия? Нет. Но если он делает свое дело хорошо, то кому какое дело до его вкусов? Он просто зарабатывает деньги.

А мне к тому же нравится лепить это дерьмо. Сам процесс мне по душе. Именно что быстрой лепкой дерьма ты подаешь пример и задаешь темп, и всё закручивается – и вот с этого я по-настоящему тащусь!

ФЛАНАГАН: В космосе самое крутое – это множество трудных проблем, которые нужно для начала просечь и очертить и только потом решать. Это одна из немногих областей, где люди по-прежнему пытаются апробировать всяческие новшества. Трудные инженерные проблемы по всему фронту работ. Не сказал бы, что меня прельщает перспектива застрять в аэрокосмическом деле до конца жизни, но пока что это вполне годный комплекс упражнений для приложения инженерной страсти.

МАРТИН: Прикинь, линия разлива кока-колы устроена намного сложнее того, чем мы тут заняты. Ты хоть видел, как ее разливают по бутылкам? Там есть крутейшие инженерные решения.

ФЛАНАГАН: И у них там всё и всегда работает правильно.

МАРТИН: Всегда всё отлажено. У Coca-Cola нигде и никогда не бывает ни единого сбоя. А главное, знаешь что? Если на этикетке значится двенадцать жидких унций[185], то в любой бутылке ровно двенадцать жидких унций коки и будет! С точностью до капли! Всегда и везде! По всему миру! Миллионы бутылок в год! Миллионы![186]

ФЛАНАГАН: И при этом их конвейер чуть ли не самое скучное из всего, что только можно себе представить.

МАРТИН: Вот именно. То есть работать над ракетами куда лучше, чем на реальной работе. Жаль только, что это всё у Залива. Скажу сразу: я вовсе не ультраконсерватор какой-то. И голосую я по большей части за демократов. Но я не хочу, чтобы мои дети росли среди бездомных, травки и чего еще позабористее. Я христианин. И здесь много такого, чему в моем доме не место.

ФЛАНАГАН: Давай-ка лучше о последнем запуске поговорим. Это ж было чудо чудесное, что он вообще в тот день случился. Я определенно этого не ожидал. Знаешь, как бывает: делаешь и делаешь одно и то же по кругу раз за разом и день за днем, и результат всегда один, а потому, когда вдруг реально случается нечто иное, ты типа: «Ого, жесть!»

МАРТИН: А то не жесть, хе.

ФЛАНАГАН: Ну так особенно с учетом того, что перед этим даже до зажигания двигателя ни разу не доходило. До этого мы всякий раз утыкались в какую-нибудь проблему с какой-нибудь авионикой, типа гироскоп тупит. А потом, мы же в тот день заменяли контроллер двигателя, а только это доделали, нам по рации говорят: «Можете еще и тот гироскоп быстренько еще раз заменить, сколько это займет?»

Ладно, мы и это сделали. А я Томпсона в тот день еще раньше спрашивал: «Ну долго там еще до крайней точки? Когда мы сможем уже сказать наконец, что хватит возиться, отложим до завтра или еще что?» Он нам, типа: «Э, давайте рассчитывать где-то до часа или до полвторого». А тут уже и два, и полтретьего. Всё, думаю, они там уже, наверно, наконец-то пакуются, а нам оттуда: «Ладно, порядок, приступаем к запуску».

МАРТИН: Я решил, что они там реально спятили, чувак, потому что накануне вечером сам слышал, что у них еще масса проблем, и сказал им: «Да уж, звучит чертовски серьезно». Хе! И вот тут-то Крис Кемп и прислал по email: «Завтра еще раз попытаемся». Я типа: «Маловероятно». Ну а потом, конечно, получилось, что в тот день она всё-таки реально взлетела.

ФЛАНАГАН: То есть на орбиту-то она не вышла, и потому формально запуск не состоялся. Но со стартовой площадки ушла. Это как раз одна из тех вещей, которые меня в «Астре» подкупают. А именно то, что Кемп всегда настроен на скорейший старт, мне же лично без разницы, долго ли она после него в небе протянет. Всё было в таком духе: «Запустим – посмотрим, следующую сделаем лучше, запустим – посмотрим, следующую сделаем еще лучше»[187]. Но с этой ракетой была всё-таки некоторая нерешительность. Слишком уж через много правил и всего прочего приходилось разом переступать.

Но мне нравилась сама эта готовность забить на всё, типа: «Да фиг с ним, попробуем и посмотрим, что выйдет, а в следующий раз улучшим», – вместо того чтобы тупо сидеть и без конца всё оптимизировать и улучшать до тех пор, пока не появится уверенность, что у тебя лучшая в мире штуковина. Ведь сколько ни возись, всё равно, скорее всего, на какой-нибудь мелочи проколешься. Так что с таким же успехом можно было добираться до очередного запуска как можно быстрее, чтобы все головные боли сразу были налицо, чем пытаться через них продраться силой мысли. И тут, конечно, нужно делать всё для того, чтобы не пожечь слишком много людей внизу вдоль траектории.

МАРТИН: Знаешь, нужен был, конечно, человек типа Илона, чтобы затеять всё это изначально. Кто-то готовый рискнуть собственными деньгами. Никто из нас без Илона не состоялся бы. При всем хорошем и плохом, что он с собой несет, все мы существуем благодаря ему. Так мы добываем деньги – проехавшись на его волне. Это факт, не требующий доказательств.

Но главная трудность тут, конечно, порождается самой физикой космоса. Если ты построишь двигатель с достаточной тягой, – а это, кстати, и студентам под силу, ты не знал? – то тебе ведь затем еще нужно его и облегчить до такой степени, чтобы он сам себя и нечто сверх того реально вытягивал туда, куда нужно, и лишь с этого самого «сверх того» ты что-то и будешь иметь. В результате у тебя получаются крайне низкими и запасы прочности, и нормы прибыли.

ФЛАНАГАН: Пускать из сопла струю пламени, дающую тягу, не так уж и сложно. Особенно по сравнению, скажем, с обеспечением работы двигателя внутреннего сгорания, где требуется масса подвижных деталей, в отличие от ракетного двигателя. Но доставить что-либо в космос сложно. Производить тягу, а затем оптимизировать конструкцию за счет подбора материалов и компонентов до тех пор, пока ракета не полегчает до такой степени, чтобы добраться туда, куда надо, с полезным грузом.

МАРТИН: Ага, и еще одна трудность в том, чтобы добраться туда раньше, чем закончатся деньги.

ФЛАНАГАН: Именно.

МАРТИН: Потому что надолго их не хватает. То есть деньги как раз и собирают понемногу, чтобы их быстро оборачивать. Собирать и вбухивать сразу всю сумму – абсурд. Хотя есть наверняка и в этом бизнесе такие шарлатаны. Но только зачем? Не вижу нужды подгребать сразу всё. И смысла в этом нет. Венчурные капиталисты сами сделали свои деньги на софте или на чем-то еще. И, ты знаешь, они же просто влюблены в космос. По-моему, они во многом только потому и инвестируют в ракеты, что это круто.

Да взять хотя бы и нас самих со всей этой главной целью выйти на ежедневные запуски. Я либо умру и истлею в могиле раньше, чем это случится, либо разбогатею и буду сорить деньгами, и мне будет глубоко плевать на периодичность запусков – ежедневно, не ежедневно…

ФЛАНАГАН: Меня лично поразило бы немерено, если бы вдруг действительно появился спрос на ежедневные доставки грузов в космос. На мой взгляд, это безумие.