Вода в этих краях встречается редко. Одиноким ручейкам приходится бороться за выживание с бурями и палящим солнцем. Поэтому и растениям нужно быть особенно стойкими с длинными корнями, уходящими до залегающих на глубине артезианских вод.
Грунтовую дорогу накрывает каменная, мощённая грубыми неровными плитами. Деревушек становится больше, но их я обхожу стороной. Всё равно говорят там одно и тоже, а чем ближе к городу, тем больше вероятность, что здесь есть шпионы из клана или добровольные осведомители. Вообще стараюсь избегать лишних встреч, насколько это возможно в открытой степи. Моя гигантская фигура легко привлекает к себе внимание.
К вечеру следующего дня меня встречает один из клановых прихвостней. Его, как и меня, заметно издали. В степи не так уж много укромных мест. Это я проверил лично, когда вставал на ночлег. Да он и не пытается скрываться, а словно сам призывает к сражению, взобравшись на холм.
Выжженное солнцем лицо подобно степной земле. Сухое и безрадостное. Обветренные губы и взъерошенные тёмные волосы. Глаза на выкате, как у той рыбы. Я запомнил его. Зовут Лим. Догонял пленников и в битве не участвовал.
— Обезьяна так далеко убежала от своего леса? Не страшно? — хорохорится он и пытается походить на своего господина даже словами. — Впрочем, не важно, какое ты животное. Станешь ступенькой для моего роста и кормом для нашей степи.
Он сжимает кулаки, занимая боевую стойку, и по его телу пробегает дрожь. Явно сам не верит, что сможет одолеть меня, но что-то заставляет его так рисковать. Неужели обещание плодов Кровавой Сакуры так затмевает его рассудок? Или же страх господского наказания? Небось, Валкор свалил собственное поражение на него и велел принести мою голову, иначе Лим лишится своей.
— Не хочется даже руки марать о такую шваль, как ты. Однако же придётся, иначе вы продолжите изводить невинных людей, — я разминаю кулаки, долгой беседы не будет.
— Невинных? — взмахнув рукой, противник закручивается вокруг себя камни. — Это смерды, идиот. Их участь — страдать и пахать, пахать и страдать! Своей никчёмностью они подписали себе смертный приговор! Теперь подохнут от голода, ведь свой урожай сами и просра…
Закончить он не успевает. Миг. И уже катится кубарем по земле от моего удара. Кулак с хрустом вонзился ему в грудь, вызвав болезненный вскрик. Лим сразу же вскакивает, выдёргивая из-за пазухи охапку свитков. Его Ки сжигает пергамент, и в воздухе загорается несколько печатей.
Забавно. До этого не встречал тех, кто действительно использует эти одноразовые техники, положенные на бумагу.
Ломаю стену за стеной, создавая горы крупных обломков и мелкого щебня. Чужая аура мечется неподалёку, постоянно смещаясь в попытках уклониться от моей атаки.
Шиш тебе.
Выныриваю из вороха каменных осколков, как рыба из воды.
Ядро силы, расположенное в груди, трещит под моим напором. Врага охватывает зеленоватый свет, и он стрелой отлетает прочь. Помогает себе встать с помощью выстреливших из земли каменных столбов, но выглядит уже крайне паршиво.
Ноги Лима подкашиваются. Распахнутая одежда обнажает ушибленное тело: по бокам расцветают тёмные кровоподтёки, на сломанных рёбрах запеклась густая алая корка. Лицо опухло и неузнаваемо: глаз заплыл, разбитая бровь заливает его юшкой, нос свёрнут набок.
Тяжело дыша и харкая яркой слюной, он ещё пытается держать оборону, но конечности бойца предательски дрожат и не слушаются. Пошатнувшись, он опирается о столб и тихо поскуливает от боли. Движения его потеряли былую резкость, превратившись в жалкую возню изувеченного зверя.
—
Земля открывает свою чёрную пасть под моими ногами, вот только меня там уже нет.
Не в силах выбраться из терновника адепт пытается контратаковать, но куда там. Тело душегуба дёргается под шквалом моих ударов. Кастеты сминают кости и плоть, и вот осколок ребра пронзает его чёрствое сердце, заставив воина безмолвно осесть посреди шипастого кустарника.
Его смерть меня не трогает. Коли жил без жалости к окружающим, не плачь, когда и тебя не пощадят.