Небеса в смятении

поистине революционно. Что доброго человека могут казнить, это мы и так знали, но казненный Бог навеки стал знаменем всех повстанцев. Лишь христианство почувствовало, что всемогущество сделало Бога неполноценным. Лишь христианство поняло, что полноценный Бог должен быть не только царем, но и мятежником[24].

Честертон полностью осознает, что тем самым мы приближаемся «к тайне слишком глубокой и страшной». Он пишет: «В истории Страстей отчетливо улавливаешь эмоциональный намек на то, что Создатель мира (каким-то непостижимым образом) прошел не только через страдания, но и через сомнение». В стандартной форме атеизма освобожденные люди перестают верить в Бога; в христианстве Бог умирает за Самого Себя – вопрошая «Отче, почему Ты оставил меня?», сам Христос совершает то, что для христианина является величайшим грехом: Он колеблется в своей Вере.

Если отнестись к этому парадоксу всерьез, то мы не можем позволить себе искать прибежища в стандартной трансцендентной фигуре Бога как тайного Господина, знающего смысл того, что кажется нам бессмысленной катастрофой; Бога, видящего всю картину, в которой то, что мы воспринимаем как бедствие, способствует глобальной гармонии. Если взять такое событие, как Холокост или гибель миллионов людей в Конго за последние годы, разве не непристойно утверждать, что эти ужасы имеют более глубокий смысл, поскольку они способствуют гармонии Целого? Существует ли такое Целое, которое может телеологически оправдать и, следовательно, искупить Холокост? Смерть Христа на кресте означает, что нужно безоговорочно отбросить представление о Боге как о трансцендентном хранителе, гарантирующем счастливый исход наших действий, дающем гарантию исторической телеологии – смерть Христа есть смерть этого Бога, она отвергает всякий «более глубокий смысл», затуманивающий жестокую реальность исторических катастроф.

Это также позволяет нам дать единственный последовательный христианский ответ на вечный критический вопрос: был ли Бог в Освенциме? Как Он мог допустить такие безмерные страдания? Почему Он не вмешался и не предотвратил это? Ответ заключается не в том, что мы должны научиться отстраняться от наших земных превратностей и отождествлять себя с благословенным покоем Бога, обитающим выше наших несчастий, чтобы суметь осознать абсолютную ничтожность человеческих забот (это стандартный языческий ответ), и не в том, что Бог знает, что делает, и каким-то образом отплатит нам за наши страдания, залечит наши раны и накажет виновных (это стандартный телеологический ответ). Ответ можно найти, например, в финальной сцене фильма «Отстрел собак» (выпущенного в США под названием Beyond the Gates – «За вратами»), в которой группа беженцев-тутси в христианской школе знает, что скоро их убьет толпа хуту. Молодой британский школьный учитель впадает в отчаяние и спрашивает отеческую фигуру, старшего священника (которого играет Джон Херт), где же сейчас Христос и почему он не предотвратит резню. Ответ священника: Христос сейчас присутствует здесь больше, чем когда-либо, Он страдает здесь вместе с нами. Когда мы в отчаянии проклинаем свою судьбу, когда мы мужественно принимаем, что никакая высшая сила нам не поможет, он здесь, с нами.

Таким образом, истинная идея Рождества не в том, что «Мы в безопасности, кто-то Там, Наверху, заботится о нас, Он отправил нам своего сына в качестве посланника!», а в том, что «Мы одни, и мы сами ответственны за свою судьбу». Это отсутствие трансцендентной поддержки есть другое название свободы: Христос воплощает божественный дар свободы. Или, как выразились Rammstein в песне «Ohne Dich»: «Без тебя я не могу жить, с тобой я одинок» – только с Христом мы по-настоящему одиноки. Сегодня мы действуем с Христом только в том случае, если берем на себя ответственность за пандемию и другие катастрофы и объединяемся в глобальной солидарности, осознавая, что никакая высшая сила не гарантирует счастливого исхода. Христианское название этой глобальной солидарности – Святой Дух, сообщество верующих, связанных любовью. Когда последователи спросили Христа, как они узнают о его возвращении после его смерти, он ответил им: когда между вами будет любовь, я буду там. Христос возвращается как связующее звено любви между своими последователями, а не как высшая сила, объединяющая их.

25. Сначала как фарс, потом как трагедия?