Небеса всё знают

Мои друзья, которых я собрал вокруг себя, были ширмой для красивой жизни. Именно так представлялось мне: громкие вечеринки, холостяки, женщины, смех друг над другом, жизнь, полная беззаботного веселья. Всё так и было до тех пор, пока они не показали мне, что их хорошее отношение к себе я снова выдумал. Я был шутом, который есть в любой компании. За мой счёт они развлекались и не скрывали этого, а я был глуп и глух. Господи, насколько надо быть идиотом, чтобы довериться незнакомым людям, забыв о том, что доверять необходимо только родным? Нет никого ближе, они всегда искренни и никогда бы не позволили мне жениться на шлюхе. Но и в этот период жизни я не думал ни о ком, кроме самого себя. Памела даже не знала, что у меня есть сестра. Я говорил ей, что сирота. Сирота! Какой же подонок. Возможно, именно по этой причине она увидела во мне свою игрушку. Я позволил ей это, устав от юных тел и глупых разговоров. Мне хотелось чего-то серьёзного. Вновь поверил. Она коварно отплатила мне за отказ. И я это заслужил. Мне следовало узнать о ней больше, чем верхушки сливок, которые она мне скармливала. Но и я превратился в другого человека, жадного и бездушного. Ведь именно это позволило мне издеваться над Эйми. А она была открыта для меня, ласкова, но я извращённо наблюдал за тем, что она сделает, когда узнает о том, что я полный и законченный подонок, питающийся падалью и ползающий среди тухлого аромата. Меня не волновали её чувства, даже слёзы не трогали, и мне так жаль, что ей встретился я. Она заслужила большего, чем два года разрушенного сердца. Именно с ней я показал себя с самой жуткой стороны. Словно гиена, наслаждался её мучениями и за её счёт обманывал других. Для всех я стал примером, ведь у каждого должна быть жена и любовница. Именно такое определение для моего окружения имело словосочетание «настоящий мужчина». Мне жаль, что они не знают правильной расшифровки этого понятия. Я уподобился им, пал ещё ниже, чтобы захлебнуться в том, что сотворил сам. И нет, я недостоин милосердия. Я сполна глотнул ядрёного напитка из жадности, жестокости, эгоизма, высокомерия, бессердечия, распутства и тщеславия. Этот вид опьянения разорвал меня изнутри, не оставив ничего, кроме жалости к себе. И сейчас мне гадко, потому что более нет желания опровергать обвинения, я признан виновным, и отмотав срок, вернулся домой, чтобы начать жить с чистого листа. Я оставлю его пустым, ведь теперь мне только предстоит увидеть того мужчину, который сейчас, под властью воспоминаний, исписал всю бумагу, которую мне дала Джесс. Я сделал это и осознал самую важную вещь, которую упустил. Я жил не в раю, а в аду, у меня было тюремное заключение, в которое я отправился добровольно. И также я сумею выбраться из него, оставив это существо в клетке, которое нельзя назвать человеком. Себя прошлого, выдуманного, купленного за бумажки. Это точка в судебном разбирательстве, которое я провёл сам над собой. И это самое честное, что я сделал за всю свою жизнь.

Глава 27

Тихо подхожу к кухне и облокачиваюсь о стену, наслаждаясь присутствием Джесс, сидящей за столом и читающей какой-то журнал.

Это очень естественно, и я с лёгкостью могу сейчас представить себя, крутящимся на кухне, целующего девушку, собирающую наших детей в школу. Да, именно такие картинки были у меня в самом начале моего пути. Но самое интересное, что до этого момента, пока не сбросил с себя ношу прошлого, я никогда не мог разглядеть лица женщины, которую обнимаю и желаю ей хорошего дня. Хотя точно помню эти сны. И в эту минуту на меня словно прозрение находит, ведь Джесс идеально вписалась бы в мою фантазию.

– Привет, Флинт.

Моргая, концентрирую взгляд на девушке, отложившей журнал, и картинки сменяются настоящим.

– Здравствуй, конфетка, – слабо улыбаясь, отталкиваюсь от стены и подхожу к столу. Её взгляд напряжён, она ожидает от меня признания её правоты, но не для того, чтобы бросить с превосходством, как это бывает: «Я ведь говорила». Она волнуется за меня.

– Я заказала пиццу. «Маргариту» и «Мясную». Она ещё горячая, вдруг ты проголодался. Сейчас уже три часа дня, – Джесс указывает рукой на коробки.

– Три часа? Я не думал, что так много прошло. Мне казалось, не больше тридцати минут, – хмуро отвечаю ей.

– У тебя получилось… Флинт, боже, ты смог, – её лицо бледнеет, а глаза наполняются живым лазурным блеском, сверкая и ослепляя меня.

– Я…

– Ты сделал это! Ты смог! – Перебивая меня визгом, подскакивает со стула, с грохотом падающего за ней, и прыгает на меня. Едва успеваю её поймать.

– Ты написал, – она обхватывает моё лицо и быстро покрывает поцелуями. – Ты… забыл о времени, у меня тоже так было. Ты же написал? Да?

Джесс замирает, а я нахожусь в странном настроении: радость, удивление и страх уронить её, хотя девушка очень лёгкая.

– Да, написал, – медленно киваю её.

– Молодец! Я знала, что ты сможешь! И как? – Джесс спускает ноги, но я продолжаю удерживать её за талию.