Небесная черная метка

Выйдя из кабинета, закурил Егор едкою папиросину и задумался. Разговор с начальником оставил некоторую смуту: подозрительно спокоен был он, не шумел, не кричал, не возмущался с искренним пафосом. Не оттого ли, что он заранее знал, кто упер треклятые эти трубы… возможно, кто-то доложил ему. Уж не новичок ли Скворцов в плане зачета для дальнейшего роста и повышения квалификации, с которым мне теперь придется переносить на бумагу какие-то стандарты. «Вот дают, извращенцы! — кумекал Егор. — По нормальному отдрючить не могут, что ли? Прямо как садомазохисты… Растяпой все-таки я вышел! Видимо, теряю квалификацию. Хотят меня выпнуть, да так сразу не могут: я тут каждую гайку как подружку знаю, по слуху любую неисправность определю. Пусть поработают сами, коли такие умные. Так нет, сначала вытянуть из меня, из нас все полезное, выжать и оформить это в стандарты, по которым якобы любой сможет так же на высоком уровне работать. А меня, нас — в утиль, то есть на пенсию. Скворцов толковый, конечно, паренек, к работе интерес живой есть, выпытывает у меня обо всем: как клапан комбинированный отрегулировать, как дифференциальный поршень в компрессоре подрезать, чтобы в мертвое пространство вписаться, как промеры цилиндров правильно сделать; ходит прямо по пятам. Вызнает у меня все секреты мастерства… и в самом деле — скажет: иди-ка на хрен, пень старый, тепереча я буду бригадиром… тьфу ты, лидером! А ты у меня будешь на посылках. Вот срамота будет на старости лет — у пацана в подчинении оказаться! И потом, всю нашу работу хочет застандартизировать. Как!? Как напишет стандарт на тот душевный подъем, с которым вершат великие дела. Как раз с которым и была построена могучая держава, которой гордились одни и боялись другие. Горлопаны! Скворцы-скворцовы — вестники новой весны. Зовут на самом деле в пропасть, где сгинет великий народ, вымрет, как мамонты, и на огромные просторы обезлюдевшей родины придут янки из-за бугра-океяна. Не думают ли новые гегемоны, что как только рухнет православная Русь, начнется великий беспредел на земном шарике, кровавая война на самоуничтожение… Все же было у нас: огромная могучая страна, великие победы, замечательная научно-философская теория, разрешившая все вечные и все больные вопросы бытия. А как мы жили!

Нам не надо было думать, где и как раздобыть денег на серьезное лечение, потому что оно было бесплатным; не надо было изворачиваться, чтобы обучить детей, потому что образование было бесплатным; не надо было каторжно вкалывать, чтобы купить квартиру, машину и прочие жизненные блага, потому что это приходило само собой, по выслуге лет. Я и не помышлял что-то существенное спереть — достаточно кирпичика, коробки-другой кафельной плитки, обоев рулончик завалявшийся. И это мое несоответствие облику строителя светлого будущего заставляло меня работать производительнее, точно окупить взятое. Что было плохого в Советском Союзе — то и вырастает теперича с большей силой. А что было хорошего — то высмеяли, оболгали и обкакали… Нет, мы жили правильнее! Мы жили беспечно и просто, занимались тем, что нравится, к чему влекло, а не тем, за что платят большие деньги. Какой коллектив у нас был замечательный! Без хохмы не жили! Смеха было больше, чем вина! Вот здесь, в курилке, в домино как резались — стены дрожали! Помнится, в доминошной игре такого знатного генерала влепил Саньке, токарю нашему, и так, можно сказать, виртуозно, что на весь завод прославился. Месяц в героях ходил. А Санька от стыда на больничный ушел. Придет начальник, скажет: «Ребята, надо сделать то-то и то-то срочно и на высшем уровне».

И мы делали! За троих работали, и не ныли. Наоборот, с огромным воодушевлением работали, потому что это было надо огромной стране… Вот жизнь была!..

Пойду, спрошу Скворцова — напишет ли стандарт, как работать с огоньком? С тем огоньком, с которым удесятеряются силы, и без которого захиреет русская душа…»