Читаем Небесная черная метка полностью

— Ты разве ничего не знаешь? — спросил Николай, потягивая пиво и неспешно поглощая поджаренные и присыпанные тонко помолотой солью орешки кешью.

— Не-ет. Абсолютно ничего. Честно говоря, полгода не виделись, ровно со дня моего дня рождения. Он тогда меня удивил и заставил призадуматься…

— Чем же? — Николай сделал маленький глоток.

— Сидели мы с ним за разговорами и пили потихоньку водочку. Жена накрыла нам на стол и слушала краем уха, о чем мы там балакаем. А мы, конечно, как давненько не видавшие друг друга проговорить могли и вечер, и ночь. О том, о сем о пятом, десятом… Приговорили бутылочку. Я чувствую, мне лишковато… и время позднее… вроде бы не помешало и спать завалиться. Он же не уходит и говорит, что порой не хватает каких-то тридцати-пятидесяти грамм для полного комплекта. И только когда опрокинули эти недостающие пятьдесят грамм, он ушел.

— Я тебе другое расскажу… когда работали мы с Пашей по обслуживанию и утилизации приборов с радиоактивными датчиками и, соответственно, в этих средах работавших, в качестве превентивных мер безопасности покупали ящик водки и каждый вечер после работы — по сто пятьдесят грамм. Шикарно! Водку запивали молоком или сливками. Молоко тонким слоем жира смачивает стенки желудка, и водка идет в тело мягко, не ударяя по мозгам сразу. Мы всегда с ним так делали, когда по графику предстояла такая работа. Я, когда заканчивалась эта работа, заканчивал и с ежедневным принятием полуторной сотки. Чтобы ни говорили, но спирт связывает и выводит радиацию из тела. Опасность в другом: когда вот так после месячных ежедневных доз садишься за стол ужинать, без привычной сотки на душе тяжеловато и муторно. Я-то справлялся, а Пашка, похоже, и дальше продолжал. Тут Любка подхватывала.

— Опять Любка! Мне он говорил, что разбежались давно с ней…

— Куда разбежишься!? В одном доме живут. Она подъехать умеет: и посулит и поплачется…

Паше почему-то не везло с женщинами. Есть некоторые, — скажем мы, попивающие сейчас пиво, — кто, женившись раз, десятилетиями живут и не помышляют о повторной женитьбе: зачем одни проблемы менять на другие?.. Он же хотел эксклюзивное, свою единственную, непохожую, неповторимую, свою половинку, данную свыше. Получалось наоборот: с одной поживет, с другой, с третьей… с рыжей, с брюнеткой, блондинкой… на пятнадцать лет младше, затем на десять лет старше.

Любка была его старше лет на десять. В прошлом — красавица и телом, и лицом. Чего-то и ей не хватило для счастливой жизни. Муж запил и повесился. Оставил ее с четырьмя детьми. Две дочери стали взрослыми девицами, временно-постоянно безработными. Одна из них не так давно выпала из окна и разбилась насмерть. Перепутала дверь с окном? Оба выхода показались равноценными выходами в Ад? Нетрезвая безалаберность при мытье окон? Никто не стал серьезно разбираться в причинах смерти, и сочли несчастным случаем… Семья Любки съежилась до троих, и вскоре четвертым стал Паша.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза