Читаем Небесная черная метка полностью

К слову сказать, все детишки были красивыми: сынок-первоклассник, так и не пошедший вовремя в первый класс, двенадцатилетняя девочка-школьница, девятнадцатилетняя девушка, уставшая в ленивых поисках работы и четвертая, самая старшая, первенец, ушедшая вслед за отцом, — всех их природа не обделила телесным здоровьем и красотой. И это «что-то», что внесло свою коррективу в их жизнь — есть ВОДКА. Водка была главным членом семьи; она безвременно отнимала родных и близких без боли и печали, и незамедлительно восполняла растворившихся в ней новыми алкалами незатейливой веселости.

— Любка зачем-то уехала из деревни. Жила бы там, где у нее мать и отец. Работала бы на ферме: коров доила, бычков на мясо растила, — продолжал философствовать Николай. — Дом — рубленый пятистенок, земли немеряно. Сади картошку, моркошку, капустку. Кругом леса, где грибов полно, и зверюги не вывелись. Рай! Чего их всех в город тянет?..

— Мужиков в деревнях нет. Спились трактористы и комбайнеры. Контроля нет. Раньше, в незапамятные времена, Партия боролось с пьянством… теперь кому? Некому! Бабье царство какое-то там. Матриархат. Браться за фермерство — работать же надо от зари до зари! А так работать разучились. В городе как-нибудь, да прокормишься.

— Верно глаголешь! Впридачу таких, как Пашка — неустроенных идеалистов — запросто можно подцепить на водке да на сочной мохнушке… жизненка снова в кайф!

— Водка водкой, а порывался он завязать с этим делом окончательно… Слышал я от него байки про эту деревню. Собирался ведь уехать и зажить там на вольном воздухе. Действительно — рыбалка, охота, парное молоко.

— Тогда для чего ему паяльник нужен будет? Коровам бородавки прижигать? Здесь и зарплата не в пример больше; специалист он знатный и вдумчивый — таких еще поискать! Хрен бы он слинял с завода, если бы не попросили.

— Что? Попросили?!

— Естественно. Запашок, смурное настроение, фляжку со спиртом стал таскать с собой. Когда-то приложится — и не заметят, когда-то переберет: веселый, жизнь ключом бьет. Видно сразу, когда человек пьет изо дня в день по-нарастающей.

— Так вот и мы с тобой пьем…

— Это разве пьем? — Николай с недоумением посмотрел на опустошенную банку пива. — Вот бы сотке водочки хватануть и снова по баночке пива, а? Не слабо тебе будет? После трудного рабочего дня привести себя в порядок народным коктейлем не возбраняется.

— А что… — скорчил я лицо в такой же недоумевающей гримасе, глядя на пустую банку пива: алкоголь лишь начинал заигрывать со мной, — чтобы начал играть с моим телом по-настоящему, безусловно нужна дополнительная порция. Рука потянулась в карман за деньгами и наткнулась на твердую и гибкую пластиковую карту увеличенного размера, которую с неудовольствием извлек из кармана, предполагая, что это такое, и вручил Николаю.

Тот взыскующим взглядом уперся в карточку, хмыкнул, осклабился и стал медленно и выразительно читать вслух следующее:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза