Небесная глина

Оставим след, оставим странный след
Посереди разорванной России.
Мы наши идеалы износили,
Как одеяло или теплый плед.

Ах, вечный спор! О, этот вечный спор

О том, как жить, о том, что будет с нами.
Полк, потерявший в одночасье знамя,
Расформируют за его позор.

Но мы живем. И что нам идеалы?

Мы наплевали на своих отцов.
Где небосвод по-зимнему свинцов,
Мы просто свора лыжников усталых.

И мы плывем по снегу – в никуда.

Мы предали, но нас уже простили.
И белым полем стала вдруг Россия.
Но скоро не останется следа

От нас, от нас. Расклад пошел такой.

Рассвет – в утиль. Горят одни закаты.
Конечно, братцы, все мы виноваты.
Ну, что поделать, коль расклад такой.

Оставим след. Мы свой оставим след

Посереди разорванной России.
Мы уступили не уму, но силе,
Хотя и оправдания нам нет.

Над нами жадно зарево цветет,

За нами фосфор белоснежной пыли.
Ну что сказать? Конечно, все мы были.
И лыжи режут наста колкий лед.

Мы – лыжники, летящие в метель.

Мы жили так нелепо, бестолково.
Вот если бы опять, вернее – снова…
Но ждет нас в доме теплая постель,

Врач, шприц. палаты кафельные льды,

Толпа родных, застывшая у гроба.
А дальше – бесконечная дорога
И снег, что заметает все следы.

22 февраля – 8 марта 2004 г.

«Мы начинали жить. Деревня уже умирала…»

Мы начинали жить. Деревня уже умирала.
В маленькой школе, где крышки изрезанных парт,
Мы доставали ручки из деревянных пеналов.
Шестидесятые годы, и на дворе – март.
Старые велосипеды. Пруд, где мы все купались.
Киноплощадка летняя, где бушевал Геракл.
Шаткий Дом пионеров. Первый народный танец.
И бесконечность споров, и неизбежность драк.
Поле аэродрома с нашим футбольным полем.
Ночью над ним открывалось небо, полное звезд.
Яблоки и арбузы мы воровали вволю,
И не скрывали смеха, и не скрывали слез.
Время сплошных затмений, мы все не понимали
То, что приходит время взрослых глупых забот.
Мы обещали многое, только тогда не знали —
Лету не переходят, даже узнавши брод.
Темному отраженью зеркало знает цену.
Радостная охота – чтобы на взлете, влет!
Поздно играть в героев и выходить на сцену —
Слышишь? Играют Шопена, даже не зная нот.
Маленькие наполеоны лягут, скрестивши руки.
В желтых спокойных пальцах тающая свеча.
Кончилось все на свете. Кончились все науки.
Черный пиджак помятый, словно с чужого плеча.
Кто-то, кто все придумал, кто-то, кто все запомнил,
Тряпкой махнул небрежно, взял и картину стер:
Поле, а в поле – кони.
Ночь, а в ночи – костер.

14 января 2004 г.

«Ты не грусти, что мир уже не тот…»

Наталье Беляновой