Анисимов, который считал, что именно он определил количественный и качественный состав выставки[613]
, видимо, надеялся сам поехать с иконами за границу и смертельно обиделся, что «делать себе мировую карьеру» отправили Грабаря[614], человека, который уговорил Госторг войти в дело, маня его доходами от продаж. Вскоре, однако, Александру Ивановичу стало не до сведения личных счетов. В ночь с 6 на 7 октября 1930 года он был арестован. К тому времени иконы уже переплыли океан и находились в Бостоне. По злой иронии судьбы, одно из обвинений, предъявленных Анисимову в ОГПУ, было связано именно с выставкой, в частности с тем, что отбор икон осуществлялся на продажу. При этом в ОГПУ «забыли», что выставка являлась государственным делом и участие Госторга в ней с самого начала никем не скрывалось. Осенью 1929 года, когда тучи сгустились над Гинзбургом и он был снят с поста председателя «Антиквариата», одним из обвинений было привлечение к работе «монархиста» Анисимова. Гинзбург оправдывался тем, что Анисимов являлся лучшим знатоком древнерусского искусства и что, «к сожалению, среди знатоков икон немонархистов, вероятно, не найти»[615].Личные документы Грабаря и Анисимова свидетельствуют, что каждый из них считал свою роль в организации выставки главной. И тот и другой действительно проделали огромную работу, однако гарантом осуществления этой выставки был Госторг, поэтому, видимо, прав был Гинзбург, сказав, что и Грабарь и Анисимов «служили» ему лишь поставщиками экспонатов[616]
. Заявление о службе следует понимать буквально. И Грабарь, и Анисимов по совместительству были сотрудниками торговой конторы. В сентябре 1928 года, когда организацию выставки взял на себя Госторг, Чириков писал Грабарю: «Звонил по телефону сейчас из Госторга Гинзбург и спрашивал Вас, просил убедительно завтра в 11 часов утра Вас созвониться с ним для окончательного переговора о начале нашей работы у них. ‹…› как я понял, все уже налажено»[617]. Командировки Анисимова, как и расходы других командируемых на отбор икон на выставку из провинциальных музеев, оплачивал Госторг. Федышина писала в августе 1930 года: «Сегодня Брягин проговорился, что Анисимов приедет в сентябре для отбора икон для Антиквариата. А мне, разбойник, сказал, что он (Анисимов. –В то время как Грабарь и Анисимов выбирали, а порой и выбивали иконы у музеев, третий член триумвирата Абрам Гинзбург отвечал за финансовое обеспечение выставки. У Гинзбурга было много знаменитых однофамильцев, но о нем самом практически ничего не известно. Член экспертной комиссии и работник антикварного магазина Торгсина в Москве Н. В. Власов, упоминавшийся в начальных главах этой книги, описал Гинзбурга как «маленького по росту человечка с очень пухлыми губами»[619]
. «Гинзбург – хороший товарищ, – говорил о нем Пятаков, – но он только теперь начинает отличать Рафаэля от Рембрандта»[620]. Осматривая Эрмитаж, Гинзбург как-то обмолвился: «Неужели же находятся дураки, которые за это платят деньги»[621]. По иронии, именно Гинзбургу пришлось платить.В 1927 году, в самом начале переговоров с франкфуртским St"adtelsches Institut, Грабарь убеждал всех, что на проведение выставки не будет потрачено ни одной советской копейки, а в том случае, если немцы получат от проведения выставки доход, превышающий организационные расходы, эти деньги будут перечислены на нужды Центральных государственных реставрационных мастерских[622]
. Позже, в августе 1928 года, уговаривая Госторг поддержать выставку, Грабарь обещал, что расходы на упаковку, страховку, издание каталога, гонорары за лекции, создание копий потребует лишь первая выставка, а все последующие будут проходить на основе почетного приглашения, которое предполагает оплату всех расходов принимающей стороной[623]. Эти надежды сбылись лишь отчасти. Некоторые средства были собраны национальными комитетами стран, которые принимали выставку. В Германии это было Общество по изучению Восточной Европы, в Англии – Британский комитет по устройству выставки русских икон, в США – Американский Русский институт. И все же советскую копейку, да и не малую, пришлось потратить[624].