Небесная река

Мимо нас прошел Тед. Быстро взглянув на его ношу, я понял, что он взял именно сундук Гордеца, а не мой.

Брезент сняли, я вытащил из кучи свой сундук, поставил его на палубу и отпер замок. Полицейский открыл крышку и увидел… разное добро – сложенный жилет, мелкие инструменты, книги, керамическую фигурку, дневник и письменные принадлежности. Сержант покопался в вещах и, нахмурясь, повернулся ко мне:

– Это просто обычные вещи. Почему вы не показали их ему?

– А вы бы показали? Подчинились бы требованиям этого напыщенного урода?

Полицейский фыркнул:

– Нет, вряд ли. Кажется, господину Припадочному придется кое-что нам объяснить. Если напрасно отрываешь полицию от работы, за это приходится платить. Прошу прощения за беспокойство.

Я с улыбкой кивнул, и полицейские вернулись на пристань. Гордеца, скорее всего, ждет неприятный и, надеюсь, что долгий разговор. Я бросил взгляд на грузовой контейнер; именно из него я забрал эти вещи, а вместо них положил матрицу Бендера. Ночью нужно все вернуть на место, ведь в следующем порту контейнер должны забрать.

* * *

– Вот скотина, – сказал Тед.

Я ухмыльнулся и подтолкнул к нему миску с рыбой.

– Это да, но ты видел его лицо, когда его уводили? Кажется, у него будет очень интересный день.

Тереза вязала у Белинды кусок филе и несколько секунд задумчиво его жевала.

– К сожалению, у него, вероятно, будет много детей.

Мы усмехнулись. Гарви, новый матрос, сказал:

– Похоже, я пропустил что-то интересное. Мерзкие пассажиры мне уже попадались. Иметь с ними дело не очень приятно.

Тереза повернулась ко мне:

– Ну что, Эноки, расскажи мне еще про утилитаризм.

Все остальные застонали. Похоже, что нелюбовь к нравственной философии свойственна самым разным видам разумных существ.

* * *

Фриде снова досталась ночная вахта. Это было мне на руку, поскольку прошлую ночь я провел, вычисляя ее режим работы. На этот раз мне нужно было поменять местами содержимое моего рюкзака и грузового контейнера. Но, вы понимаете, у меня же ночное зрение.

Я переложил вещи в контейнер и уже собирался осторожно положить матрицу Бендера на слой сена в сундуке, как вдруг чей-то голос у меня за спиной сказал:

– Симпатичная штучка. Что это?

Я резко развернулся, едва не выронив матрицу, и увидел улыбающуюся Терезу.

– Э-э-э… – протянул я.

– Она размером приблизительно с похоронный ящик. И поскольку ты принял меры, чтобы спрятать ее, то я должна предположить, что она вызывает у тебя определенное чувство вины, если это можно так назвать.

Вот это просто супер. Неужели мне придется убить Терезу? Смогу ли я вообще это сделать? Какие еще есть варианты?

– Эноки, ты не местный?

– Никто из нас не местный, Тереза.

Она рассмеялась:

– Ты понимаешь, о чем я. Ты не местный квинланец – по крайней мере, не житель «Небесной реки», как все мы. Да и квинланец ли ты вообще?

– Странный вопрос. А кто же я еще?

– Ты – тот, кто знает о таких вещах, как утилитаризм и ближайшие последователи, о которых я никогда не слышала, но при этом понятия не имеешь о Трех правилах, которым учат всех детей. И ты – тот, кто считает, что сила тяжести в «Небесной реке» равна 0,86 g, а не одному g. Откуда ты, если на твоей родине сила тяжести равна 1,16 g?

Ой. Вот черт. Я вспомнил тот разговор; тогда я исходил из того, что программа правильно переведет мои слова, но, похоже, этого не произошло. Видимо, я угодил, в огромную кучу теплого, вонючего…

– По-моему, ты делаешь слишком далеко идущие выводы из наших обрывочных разговоров, Тереза.

– И это утверждение было бы логичным, если бы не вещь, которую ты держишь в руках. Кажется, она сделана из металла. Если это так, то на нее можно было бы купить целый сегмент. Но ты работаешь матросом на корабле. Одно не очень сочетается с другим, понимаешь? – улыбнулась она.

– Э-э-э…

Тереза закатила глаза.

– Эноки, обычно ты более красноречив. Может, тебе нужна пощечина?

Я фыркнул.

– Спасибо, не надо, учитель, – фыркнул я. – Так что вы собираетесь сделать?

– Выживу ли я, если брошу тебе вызов?

Я ненадолго закрыл глаза.

– Это было бы самое эффективное решение проблемы, и утилитарист, возможно, даже счел бы его приемлемым. Но нет, я так не работаю. Я просто сбегу и буду надеяться на то, что эта штука не промокнет.

Я выставил матрицу вперед, подкрепляя свои слова.

– В чем ты виновен?

– Только в том, что пытаюсь спасти друга. Я серьезно, Тереза.

Она кивнула.

– Я тебе верю. Возможно, я необъективна, но я не понимаю, как можно понимать философию морали и не следовать ей. Кроме того, с тобой очень интересно общаться.

Я негромко рассмеялся и пробормотал:

– Танцуй, обезьянка, танцуй.

– Что?

– Ой, это… э-э-э… ироничное выражение, которое в ходу на моей родине. Оно означает, что я должен и дальше развлекать тебя, чтобы сохранить свою жизнь.

– Надеюсь, ты не считаешь, что я способна выдать тебя, Эноки, – сказала Тереза и грустно улыбнулась. – Я не вижу причин делать это. Но скажи мне вот что: место, откуда ты родом, находится за пределами «Небесной реки»? Или, по крайней мере, за пределами того, живем все мы?

Немного помедлив, я решил пойти ва-банк.