Тошико заметила, что из-под воротничка к уху консьержа тянется закрученный спиралью провод. Она решила, что вопросы к ним возникли у кого-то другого, а консьерж всего лишь их передаёт. Зарплату он явно получал не за свои интеллектуальные способности.
Джек снова улыбнулся парню. Это была не лучезарно-ослепительная улыбка; она была не такой яркой, но притягивала взгляд. У Джека в арсенале был миллион улыбок. Временами Джек был своего рода мошенником. Тошико предполагала это по тому, как он использовал свои улыбки.
Улыбаясь парню-морозильнику, он пошёл ему навстречу, широко раскинув руки в жесте откровения. Он немного понизил голос, словно хотел поговорить о чём-то чисто мужском.
— Дело в том, — говорил Джек консьержу, — что мы с моей девушкой любим… заниматься этим в выставленных на продажу домах. Вы меня понимаете?
Консьерж перевёл взгляд с Джека на Тошико.
Тошико изо всех сил постаралась не выглядеть шокированной заявлением Джека. И она увидела лёгкий намёк на улыбку на тонких губах консьержа. Однако от этого он не стал выглядеть более дружелюбным.
— Я говорю вам, мы делаем это везде. Не только в домах, которые осматриваем. Пару раз мы позволяли людям, которые продают свои дома, показать нам всё, а потом просили их оставить нас наедине на несколько минут, чтобы посоветоваться, знаете? И… — Джек панибратски толкнул консьержа локтем. — Так что эта квартира… ну, это что-то вроде «Mile High Club»[1]
для нас. В любом случае, мы уже закончили, так что мы пойдём. Ладно?Джек направился к двери, но консьерж положил свою большую руку на его плечо.
— Нет. Вы идёте со мной.
— Послушайте, — сказала Тошико. — Вам незачем вызывать полицию. Мы просто тихо уйдём.
Консьерж смотрел на неё пустыми глазами стального цвета, и она поняла, что он и так не собирался вызывать полицию.
— Вы идёте со мной, — повторил он.
— Как скажете, — сказал ему Джек и взял Тошико за руку, изображая её бойфренда. — Пойдём, крошка.
Тошико бросила на него взгляд —
Когда они с Тошико переступили порог, дверь спальни захлопнулась за ними с грохотом, напоминающим выстрел.
Джек и Тошико обернулись.
Мгновение дверь тряслась на своих петлях, словно кто-то с другой стороны стучал в неё и пинал её ногами.
Но оттуда не доносилось ни звука.
А потом дверь перестала подрагивать. Тошико и Джек переглянулись.
Джек вытащил из-за ремня свой револьвер «Уэбли».
Тошико вынула из плечевой кобуры под курткой свой автоматический пистолет «Глок», одновременно выудив из сумки датчик Разлома.
Джек взглянул на неё. Её глаза сказали ему, что она готова. Его рука повернула дверную ручку. И вместе они вошли в спальню.
В пустую спальню.
Тошико проверила ванную, а Джек — гардеробную. Нигде не было ни следа консьержа-морозильника. И оборудование Тошико ничего не регистрировало.
— Я же говорю — пошли отсюда, — сказал Джек.
И они ушли.
А Бесник Лукка из своего пентхауса наблюдал за всем этим.
Глава шестая
В жизни Оуэна Харпера были времена, когда он делал всё возможное, чтобы бороться со сном. Он потерял счёт таблеткам, которые принимал, чтобы не заснуть. Как врач он понимал важность сна; как человека его бесил тот факт, что сон отнимал у него часть жизни. Возможно, где-то в глубине души он знал, что его жизнь рано оборвётся, и подсознательно старался использовать каждую минуту того времени, которое у него было. Он не мог представить себе, что в возрасте двадцати шести лет его сердце будет разорвано в фарш, а он будет продолжать жить; и что в этих сумерках полужизни, которую он сейчас ведёт, ему будет так недоставать перерывов на сон.
Но точно так же, как для грешника нет покоя, как говаривала его бабушка (упокой Господь её благословенную душу), не было сна для восставшего из мёртвых. И теперь, когда выпивка только заполняла твой живот, пока он не раздувался, как переполненный водяной матрац, и единственный способ избавиться от этого состоял в том, чтобы встать на голову, распрямить пищевод и ждать, пока жидкость хлынет из твоего рта на пол, не было смысла проводить предрассветные часы на бесконечных вечеринках. И, поскольку кровь больше не циркулировала по его телу, секс тоже оставался за бортом.