Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)

Дав добрый совет, он выходил из комнаты, натыкался на кого-нибудь из партии Атталидов или даже на одного из многочисленных врагов Олимпиады, приходил в негодование от любого их слова и кидался в драку. Всем друзьям Александра приходилось участвовать в таких потасовках, а Гефестиону, с его бешеным нравом, чаще всех. Истинные друзья делят все, особенно врагов. Позднее Гефестион мог корить себя, но все его приближенные знали, что Александр никогда не упрекнет их за эти доказательства любви. Он не настраивал их против кого бы то ни было, но вокруг облаком стояла та особая отчаянная преданность, от которой, как от кремня, сыплются искры.

Александр без устали охотился, с наибольшим удовольствием – когда зверь оказывался опасным или же попадал в его руки после долгого трудного преследования. Он читал мало, но не бесцельно; его беспокойство требовало действия. Александр успокаивался, только когда готовил свою илу к предстоящей войне. Он успевал повсюду; требовал от оружейников катапульт, которые можно было бы разбирать на части и перевозить в повозках, не оставляя их гнить после каждой осады; в рядах конницы осматривал ноги лошадей, проверял полы конюшни, обсуждал корм. Александр подолгу беседовал с много путешествовавшими людьми: торговцами, послами, актерами, наемниками, которые знали греческую Азию и даже земли за нею. Все, что они ему рассказывали, он, отрывок за отрывком, сверял с «Анабасисом» Ксенофонта.

Гефестион, деливший с Александром его занятия, видел, что все надежды друга возложены на войну. Месяцы безделья тяготили его, как оковы; он нуждался в лекарстве сражений, чтобы победами уничтожить врагов и исцелить свою гордость. Александр полагал решенным, что его пошлют вперед, одного или с Парменионом, чтобы проложить главному войску дорогу в Азию. Гефестион, скрывая собственное беспокойство, поинтересовался, говорил ли он об этом с царем.

– Нет. Пусть сам придет ко мне, – ответил Александр.

Царь, хотя и занятый сверх меры, замечал все. Он видел изменения в тактике, требовавшие его одобрения, и ждал просьбы об этом, но тщетно. Филипп видел, как лицо юноши становится другим, а его товарищи почти не расстаются. Прочесть мысли Александра всегда было непросто, но когда-нибудь мальчик должен был прийти к нему как солдат к солдату, он не мог ослушаться. Как человек Филипп был уязвлен и сердит, как правитель – полон подозрений.

Царь только что получил хорошие новости: был заключен союз бесценного стратегического значения. В глубине души Филиппу хотелось похвастаться перед сыном. Но если мальчик был слишком упрям, чтобы советоваться со своим отцом и царем, то не мог ожидать, чтобы у него просили совета. Пусть узнает сам или от шпионов своей матери.

Поэтому о предстоящей женитьбе Арридея Александр услышал от Олимпиады.

Сатрапией Кария, на южном изгибе малоазийского побережья, правила под рукой Великого царя ее старая династия. Великий Мавсол, прежде чем успокоиться в своем колоссальном Мавзолее, выстроил себе маленькую империю, на море – до Родоса, Коса и Хиоса, на юг – до побережья Ликии. Хотя и небесспорно, царство унаследовал его младший брат Пиксодор. Он заплатил дань и формально признал свою зависимость; Великий царь поостерегся просить большего. После того как Сиракузы вернулись к былой анархии, но до возвышения Македонии, Кария была сильнейшей державой Внутреннего моря. Филипп долго наблюдал за ней, отправляя секретные посольства, разыгрывая свою игру. Теперь царь торжествовал. Он обручил Арридея с дочерью Пиксодора.

Олимпиада узнала об этом в театре, на трагедии, представленной в честь карийских послов.

Она послала за Александром, но его нашли не сразу. Вместе с Гефестионом Александр ушел за сцену, чтобы поздравить Фессала. Играли «Безумие Геракла» Еврипида. Впоследствии Гефестион, недоумевая, спрашивал себя, как мог он пропустить предзнаменование.

Фессалу было сейчас около сорока, он находился в зените своих дарований и славы. Достаточно многоликий, чтобы выступать в любой маске, от Антигоны до Нестора, он, как и прежде, особенно гремел в героических ролях. Только это от него и требовалось. Фессал только что снял маску. Когда он увидел Александра, на лице его отразилось живейшее сочувствие: за время своего отсутствия наследник сильно изменился. До Фессала доходили слухи; он постарался дать Александру понять как можно яснее, что его собственная преданность не поколеблена.

Покинув театр, Гефестион отлучился, чтобы провести час со своими родителями, приехавшими в город на праздник. Когда он вернулся во дворец, то оказался в центре урагана.