Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)

Это измена, думал Гефестион. Отчаяние сделало его дерзким; он взял Александра за плечи с твердостью человека, заявляющего о своих правах. Александр тотчас же повиновался и вместе с ним отошел в сторону.

– Утро вечера мудренее. Ты примешь решение завтра, – твердо сказал Гефестион.

– Никогда не следует откладывать.

– Послушай. Что, если твой отец и Пиксодор меняются тухлой рыбой? Что, если она потаскушка или уродина? Как раз пара для Арридея. Ты станешь посмешищем.

С видимым усилием Александр поднял на него широко распахнутые блестящие глаза и со спокойствием, которое тяжело ему далось, сказал:

– Ну и что? Для нас разницы нет, ты это знаешь.

– Конечно знаю! – сказал Гефестион сердито. – Ты ведь не с Арридеем говоришь, с этим дурачком…

«Нет, нет, один из нас должен сохранить рассудок». Внезапно, по причине, неясной ему самому, Гефестион подумал: «Александр доказывает, что может отнять женщину у своего отца. Она предназначена Арридею, приличия соблюдены, недоумок ничего не узнает. Но кто отважится сказать Александру о его истинных мотивах? Никто, даже я».

Александр, упрямо склонив голову, заговорил о мощи карийского флота. Гефестион прекрасно чувствовал невысказанный призыв, таящийся за его словами. Друг хотел не совета, но доказательств любви. Он должен получить все, в чем нуждается.

– Ты же знаешь, я с тобой, чем бы это ни обернулось. Что бы ты ни сделал.

Александр стиснул его руку, быстро улыбнулся и подошел к остальным.

– Кого ты пошлешь в Карию? – спросил Гарпал. – Я поеду, если хочешь.

Александр сжал обе его руки.

– Нет, македонцу нельзя; мой отец заставит тебя поплатиться. Благородно с твоей стороны было предложить это, Гарпал, я никогда не забуду.

Александр поцеловал Гарпала в щеку; он становился очень чувствительным. Еще несколько человек сгрудилось вокруг него, наперебой вызываясь исполнить поручение. Словно в театре, подумал Гефестион.

Едва это слово пришло ему на ум, как он понял, кого выберет Александр.

Фессал явился уже в сумерках и был впущен через сад в покои Олимпиады. Царица пожелала присутствовать при беседе, но Александр встретился с актером наедине. Фессал вышел, высоко неся голову; на пальце у него красовалось золотое кольцо. Олимпиада также поблагодарила актера, пустив в ход все свое обаяние, еще не до конца утраченное, и дала Фессалу талант серебра. Фессал ответил с большой учтивостью; опыт научил его произносить речи, в то время как он обдумывал совершенно иные вещи.

Дней через семь Александр встретил Арридея в дворцовом саду. Теперь идиот приезжал в Пеллу чаше; врачи советовали выводить его в люди, чтобы дать пищу уму. Арридей торопливо побежал навстречу Александру; старый слуга, которого Арридей перерос уже на полголовы, озабоченно ковылял позади. Александр, для которого идиот был не большим злом, чем собака или лошадь его врага, ласково поздоровался.

– Как поживает Фрина? – спросил он. Куклы не было видно. – Ее у тебя отобрали?

Арридей ухмыльнулся. В его мягкой черной бороде блестели дорожки слюны.

– Старушка Фрина в сундуке. Она мне не нужна. Мне привезут настоящую девушку, из Карии.

Он добавил непристойную похвальбу, как несмышленый ребенок, подражающий взрослым.

Александр смотрел на Арридея с жалостью.

– Заботься о Фрине. Она хороший друг. В конце концов ты, может быть, захочешь к ней вернуться.

– Нет! У меня будет жена. – Арридей кивнул Александру и сказал с дружеской искренностью: – Когда ты умрешь, я буду царем.

Дядька Арридея быстро ухватил дурачка за пояс, и он двинулся дальше, что-то нескладно напевая себе под нос.

Уверенность Филота росла. Он хорошо знал значение взглядов, которыми при нем обменивались. Снова его не посвятили в тайну. Уже полмесяца он чувствовал запах заговора, но друзья Александра держали языки за зубами. Наконец Филот все понял: они были слишком упоены собой или слишком испуганы, чтобы таиться.

Для Филота это время было нелегким. Годами принадлежа к окружению Александра, он никогда не допускался в тесный круг его самых близких друзей. Филот искусно сражался, имел привлекательную внешность – за исключением голубых глаз навыкате, – мог составить хорошую компанию за ужином, был завзятым щеголем; его донесения царю всегда были осторожны. Филота, без сомнения, ни в чем не подозревали. Почему же тогда ему не доверяли? Интуитивно он винил в этом Гефестиона.

Парменион не оставлял Филота в покое, требуя новостей. Если он что-то пропустит, что бы там ни было, и его отец, и царь спросят с него. Теперь Филот думал, что благоразумнее было бы разделить с Александром изгнание; он принес бы пользу Филиппу и сейчас принадлежал бы к посвященным. Но все произошло слишком внезапно, Александр сделал свой выбор во время ссоры на свадебном пиру. Храбрый на поле боя, Филот слишком любил удобства спокойной жизни, чтобы в сомнительной ситуации таскать для других каштаны из огня.