Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры

Букефал постепенно смирился с рутинными порядками конюшни и позволял конюхам садиться на себя. Но как только Букефал чувствовал уздечку с серебряными пряжками и бляхами, хомут с филигранью, чепрак с бахромой, он считал себя предназначенным для бога и гневно отвергал нечестивцев. Сброшенный им конюх до сих пор был прикован к постели.

Друзья ехали через буковую рощу, одетую красноватыми молодыми листьями, к горным лугам. Гефестион, задававший темп, не торопился, зная, что Александр ни за что не позволит вспотевшему Букефалу остановиться. У края леса они спешились и замерли, глядя на горы Халкидики за равниной и морем.

– Я нашел в Пелле книгу, – сказал Александр, – в прошлый раз, когда мы там были. Диалог Платона, который Аристотель нам никогда не показывал. Думаю, из зависти.

– Что за книга? – Улыбаясь, Гефестион проверил, хорошо ли держатся удила.

– Я выучил немного, послушай. «Любовь заставляет стыдиться позора и страстно желать всего доблестного, без чего ни народ, ни отдельный человек не сможет совершить что-либо великое или прекрасное. Если любящий обнаружит, что делает что-либо недостойное себя, или низость склоняет его к бесчестию, он предпочтет быть обличенным скорее перед своей семьей, друзьями или кем угодно, чем перед тем, кого он любит». И еще в одном месте: «Представьте армию или государство, созданные из одних только любящих и любимых. Есть ли вещи превосходящие их величие в состязании благородства и доблести? Даже несколько таких человек, сражаясь бок о бок, смогут покорить мир».

– Это прекрасно.

– Платон был солдатом в молодости, как Сократ. Я допускаю, что Аристотель завидует. Афиняне никогда не составляли военный отряд из любовников, они предоставили это фиванцам. Никто еще не победил Священный Союз, ты это знаешь?

– Пойдем в лес, – предложил Гефестион.

– Это еще не все. Сократ закончил мысль Платона. Он сказал, что лучшая, величайшая любовь доступна только душе.

– Ну, – сказал Гефестион быстро, – всем известно, что он был самым безобразным человеком в Афинах.

– Прекрасный Алкивиад бросился к его ногам. Но Сократ сказал, что любить душой – величайшая победа, как тройной венок на играх.

Пересиливая боль, Гефестион смотрел на горы Халкидики.

– Это было бы величайшей победой, – сказал он медленно, – для стремящегося к иному.

Зная, что безжалостный бог научил Александра искусно расставлять сети, Гефестион замолчал и повернулся к нему. Александр стоял, неотрывно глядя на облака, совещаясь со своим демоном.

Гефестион виновато коснулся его руки:

– Если ты это имеешь в виду, если ты действительно этого хочешь…

Александр поднял брови, улыбнулся и откинул со лба волосы.

– Я тебе кое-что скажу, – пообещал он.

– Да? – приготовился слушать Гефестион.

– Если догонишь! – крикнул Александр.

Александр всегда бегал быстрее всех, отзвук его голоса еще бился в ушах Гефестиона, а сам он уже исчез. Гефестион пронесся среди светлых берез и тенистых лиственниц к каменистому откосу. Внизу лежал Александр – неподвижно, с закрытыми глазами. Задыхаясь, почти теряя рассудок, Гефестион бросился вниз, упал рядом с Александром на колени, ощупал тело друга. Никаких повреждений, ни одного ушиба. Александр открыл глаза и улыбнулся:

– Шшш! Ты спугнешь лисиц.

– Убить тебя мало, – прошептал Гефестион с дрожью.

Солнечный свет, просачиваясь сквозь ветви лиственниц, немного сместился к западу, высекая топазовые блики на стене их каменного убежища. Александр лежал, подперев рукой подбородок, и смотрел на раскачивающиеся ветви.

– О чем ты думаешь? – спросил Гефестион.

– О смерти.

– Иногда такие мысли вызывают грусть. Жизненные силы покидают человека. Но я никогда тебя не покину. А ты меня?

– Нет, истинные друзья должны быть всем друг для друга, – сказал Александр.

– Ты этого на самом деле хочешь?

– Тебе следовало бы знать, – заметил Александр.

– Я не могу вынести, когда ты грустишь, – признался Гефестион.

– Это скоро пройдет. Возможно, кто-то из богов ревнует. – Александр нагнул голову Гефестиона и бережно склонил ее к себе на плечо. – Некоторые из них навлекли на себя позор недостойным выбором. Не называй имен, они могут разгневаться. Но мы-то знаем. Даже боги бывают завистливы.

Ум Гефестиона, прежде замутненный неистовым желанием, прояснился, словно в озарении увидел он длинную вереницу любовников царя Филиппа: их грубоватую красоту; резкую, как запах пота, чувственность; их ревность, интриги, бесстыдство. Единственный во всем мире, он был избран, чтобы быть тем, чем не смогли стать они. Он был облечен доверием Александра. Сколько бы он еще ни прожил, ничего более великого с ним уже не произойдет; чтобы стремиться к большему, нужно быть бессмертным. Слезы хлынули из глаз Гефестиона и потекли по шее Александра. Александр, думая, что Гефестион испытывает ту же грусть, что и он, с улыбкой гладил волосы друга.