Небесные (СИ)

Дорогу преградило озеро. Причем преградило в прямом смысле. Карим и раньше слышал о кочующих озерах, но видел впервые. Тоненькие струйки тянулись на восток, медленно заполняли выемки, таща за собой потоки потяжелее. Кружились-вертелись захваченные в плен листья, водили с сором да поздними букашками невольные хороводы. Только что пойманные пытались выбраться, но вода держала цепко, вдавливала всем весом в собственное нутро. Плеснула в зеркальном отражении рыба. Расширяясь, ручей плавно перетек в реку, полился к северо-востоку. Кобылка Карима чуть отступила назад, когда влага лизнула ее копыто. Карим наклонился, вглядываясь. Показалось и исчезла кость. Расплавленным металлом озеро перешло дорогу, оставляя за собой испуганные лужицы. Когда основная масса сошла в равнину, промчался пруд. Собрал бьющиеся в истерике лужи, кинулся догонять озеро.

- Поразительно, - восхищенно выдохнул благородный. - Как часто оно кочует?

- Каждый день своего бытия, - ответил Карим, - вливается ненадолго в реки, чтобы восполнить потерянные в дороге запасы, затем вновь пускается в странствие. Говорят, кочующие озера ищут свой утерянный рай.

- Нельзя ли ими управлять? Заставить идти за собой?

Карим рассмеялся.

- Не все, что движется, мой господин, кинется выполнять ваши указы.

Они въехали в Баль-Гуруш незадолго до того, как закрылись ворота. Карим обратился к благородному:

- Вот и конец нашего пути, господин. Поскольку моей главнейшей задачей было сопроводить вас в столицу, вот в этом самом месте я буду считать свой долг исполненным. Но прежде чем настанет горький момент расставанья, от которого мое несчастное сердце готово разорваться от боли, не будете ли вы столь любезны произвести рассчет? Ни в коей мере не поймите меня неправильно, я сопровождал благородных господ вовсе не из-за серебрянок, но эти ничтожные монеты служили бы мне напоминаньем о прекрасных днях, проведенных вместе с человеком, чьи помысли и поступки вызывают одно лишь восхищенье, а щедрая рука навеки привязывает души окружающих безмерной любовью и глубокой привязанностью.

- Порой мне кажется, я знаю, кто ты, - усмехнулся благородный, - но уже в следующее мгновенье ты ставишь меня в тупик. Мне будет не хватать твоих рассказов.

- А мне - ваших внимательных ушей, - бабка всегда велела отвечать комплиментом на комплимент. - Да будет легка ваша дорога и да хранят вас небеса.

К осмотру Баль-Гуруша Карим приступил только утром. С размаху окунулся в городскую жизнь, не пропускал ни одной детали. Все улицы змейками поднимались ввысь, к замку. Чем богаче сословие, тем выше взлетало. Карим начал с нижних уровней. На окраинах селились бедняки. Их прятали подальше от ворот и главных путей. Вдоль изгвазданных улочек словно грибы теснились кособокие хибарки с соломенными крышами. Под кучами зловонного тряпья лежали калеки. Тут же бегали мелкие зверьки с плешивыми шкурками, ныряли в мусор. Детей нет, лишь женщины в латаных платьях да старики. Карим мельком заглянул в одну хибару без дверей: груда чего-то мягкого в углу, очаг из черных камней. Его провожали взглядами. За руки не хватали, милостыни не просили. Карим, впрочем, оставил у развалюхи немного серебрянок.

Ступенью выше мрачная картина чуть развеялась. То был квартал ремесленников, составляющий большую часть Баль-Гуруша. Здесь кипела жизнь, толкались покупатели, кричали зазывалы, прямо по улочкам бегал скот. Карим сунул нос к шляпнику, повертел в руках соломенную шляпу с широкими полями; поискал у толстого аптекаря знакомых трав; позавидовал тому, как проворно мелькают среди веток руки корзинщика; взглянул на товары оружейника; поторговался с шорником. Изучив быт, затесался на городскую площадь.

Архитектура столицы Карима подивила. Слишком приземистые, невысокие строения: искусственно созданная возвышенность не выдерживала веса зданий, проседала вниз. Оконца маленькие, в некоторые не высунешь и головы. Крепкие, плотно подогнанные двери, высокие пороги. Кое-где мощные стены скудно украшены вьющимися растениями, оттого выглядят как свиньи в сбруе. У Карима возникло ощущение, что каждый момент тут готовятся к защите, опасаются нападения, но нет - заигрывают горожанки, носятся чумазые мальчишки, путаются под ногами куры. Тут и там порхают обрывки пестрых разговоров. Карим притягивается к ним.

- ... опять мусор на мой забор вылила...

- ... каждый день в новом платье...

- ... сколько ни белись - все одно чернявка...

- ... царска-то дочь...

- ... говорят, ко двору...

- ... из тюрьмы сбежали...

- ... Эй, малой!

Карим вскинул брови, оглянулся на оклик. Прямо во дворе одного из домов сидел за станком ткач. По добродушному круглому лицу градом катился пот, хотя погода и нежаркая, влажная русая борода заплетена в косу, безрукавка не дает разойтись телесам. Карим подошел ближе.

- Уж не меня ли окликали, многоуважаемый господин?

- Тебя, тебя... Что же это за ткань, брат, такая? Никогда не видывал.

Карим перевел взгляд на паутину.

- И крой такой необычный... Таких уже давно не шьют. Это откуда ж ты, брат, такой явился?