Постепенно сковывало все тело. Министр прижался к стволу, надеясь на теплое слияние, но божки его проигнорировали. Остатками лесных чувств Амааль уловил, что им не понравились чужаки, которых привел с собой. Перенесся к Коэн. Наверное, его утонченная принцесса безмерно шокирова - отец, королевский служащий, министр финансов - и вдруг деревяшник. Запрет на их гонение появился лишь несколько лет назад, не без его помощи, но предубеждений в народе сохранилась масса. И не только в народе. Даже хорошо знакомые Амаалю министры были уверены в том, что деревяшники сжигают птиц и растаскивают внутренности крестьян в отместку за то, что те посмели тронуть священные деревья. Впрочем, кое-какие из баек были все же правдой. Коэн это не понравится, но она сильная девочка. Хард был в курсе собственного происхождения, сам унаследовал его часть. Божки к нему не снисходили, но маскировали старательно. Амааль вспомнил, когда открыл ему тайну - знание должно передаваться от отца к сыну. Бедный Хард. Он, никогда не любивший и не обращавщийся с секретами, вдруг стал хранителем страшнейшего. На несколько дней выпал из колеи, перестал разговаривать. Министр практически слышал, как тот отчаянно пытается спрятать тайну в самые дальние уголки своей памяти, копошился, выискивая укромное место, чтобы никогда больше в жизни не успеть до него обраться. Но душа у Харда была такая же прямая, как он сам, закутков и закоулков в ней не находилось, и бедняга мучился.
Холод пробирался глубже, вползал в кости. Если первый и второй не поторопятся, тело покроется ледяной коркой, в которой навеки отпечатаются его черты. Осторожно, чтобы не заметили сверху, Амааль растер конечности. Ствол больше не намеревался делиться теплом, приберегая энергию на зиму, и сколько бы министр ни стучался, ему не открыли. Ноги-руки затекли, сказывался возраст. Когда начал моросить дождь, Амааль задался вопросом: почему он сам не отправился на разведку? И сам же ответил: потому что не обучался этому у Харда. Как поступил бы на его месте Маловер, обладая армией численностью в две боевые единицы, выступая против врага, окружившего со всех сторон? Когда Маловер вернется, нужно его непременно о том спросить.
Когда стали замерзать даже мысли, вернулся первый. Амааль едва узнал его в сплошном коме грязи. Тот развалился на земле рядом с министром, кивнул: нашел. Ждать в компании было уже не так тягостно. Явился второй, шепотом доложился о результатах. Получив подтверждение, министр впятился в чащу. На той же лодке переправились обратно, развязали лошадей, погнали во весь опор прямо через Правый Сон.
Душа министра настолько застоялась, что осмыслить последствия он уже не мог. В корчмах больше не останавливались, делая короткие привалы. Обрезки мыслей цеплялись одна за другую. Амааль знал, как поступит по прибытии в Амшер, сотни раз повторял этот план в своей голове. Советник сам дал разрешение, сам подтолкнул к противостоянию, так какого Ярока Амаалю отступать? У него на руках - доказательства виновности Самааха. По прибытии в Амшер он найдет министра юстиции, сообщит о грузе, разбросанном и спрятанном по амбарам и кладовым провинции первого советника, Самааха обвинят, министр вернет свой пост. Неужели все?
Они добрались до столицы уже ближе к вечеру. Закутанный в обод сомнений, министр был погружен в себя. Дико крикнул первый, подстегнул усталую лошадь, вынуждая гнать еще быстрей, последовал за ним второй. Когда Амааль пришел в себя, не сразу сообразил, что происходит. Над Амшером занимался рассвет. Учитывая, что во всем Риссене сейчас владычествовала ночь, это было более, чем странно. Затем он понял. Сердце объяло диким страхом, он пришпорил коня, ринулся вперед.
Амшер горел. Над крепостными стенами поднимались отдельные всполохи огня. Ворота нараспашку, кое-где стремился ввысь ядовитый дым.
Внутри все металось в хаосе. Носились обезумевшие жители, натыкаясь друг на друга и на всадников. Стоял тяжелый удушающий запах. Амааль видел желто-синих королевских: один раздавал указания, другие тушили пылающую халупу. Не останавливаясь, Амааль погнал коня дальше, к дому. Еще за поворотом он видел, как зарево разгоняет тень в углах, пляшет на плетнях и стенах. Его поместье пылало как спичка. Первое, о чем он подумал: "Слава Яроку, дети не здесь". На фоне огромного костра нелепо плясали фигуры - слуги пытались потушить пожар. Амааль сомневался, что в этом адском пламени могло что-то уцелеть, но, по крайней мере, нельзя позволить огню перекинуться дальше. Он соскочил с коня, бросился на помощь. Жар тут же опалил лицо, расплавились-свернулись брови и борода, нагрелась одежда. Не было никакой возможности подойти ближе. Яростными криками он отозвал назад слуг, несущихся к дому с водой - его теперь не спасти. Вокруг - деревянные постройки. Если на них упадет хоть искорка...
- Очистить землю по периметру! - рявкнул он и первым кинулся к плетням.