Небесные (СИ)

Каждый день приближал их к Каборру. Настал момент, когда в одиночестве поднявшись на очередной холм, Карим увидел на равнине два выстроившихся друг напротив друга войска. В тот же миг голодный элементаль устремился вниз. На несколько мгновений огромное гибкое тело его обрело видимость и внезапно заискрилось на солнце. Карим ринулся следом.

ГЛАВА 17

Хард хищно раздул ноздри, втянул холодный, чистый, колючий воздух; тот заполнил легкие, паром вырвался обратно, инеем осел на усах и бороде. Каждая клеточка могучего тела звенела от радостного возбуждения, рвалась в бой. Холода не замечал, находил в нем стимул для движения и жизни, вызовом кипящей крови, бьющейся в венах и артериях. На посиневших солдат смотрел снисходительно, с неожиданным для самого себя презрением. Кавалерия в облачках тумана еще выглядела достойно, а вот пехота представляла собой жалкое зрелище: сплошь в поддетых под доспехи обносках, с влажными носами, ледяные копья держат самыми кончиками пальцев. Огненная речь Маловера не произвела на них должного эффекта. Будь это любой другой бой, Хард бы давно взъярился, но сегодня особенный день. Сегодня закончится хаос, из-за которого его душа потеряла покой. Он по привычке обернулся к Кругу, но вместо мягкого понимающего взгляда столкнулся с жестким Рагона. Мгновенно возникла пауза. Часть его вновь разозлилась на Круга, посмевшего умереть столь нелепо и бессмысленно - смертью, которой не желал для себя ни один командир. Другая его часть привычно напряглась при встрече с Рагоном - ведь отец предупреждал, что его стоит остерегаться в первую очередь. Однако, чего стоят слова отца сейчас, после всех событий, обрушившихся на его безмятежную голову? Рагону досталось больше всех, этого Хард при всей своей враждебности не может не признать. И не может не восхищаться стойкостью, с которой тот принял вести из столицы.

Сообщение Рагону от Коэн - Хард так и не смог взять в толк, почему Рагону написала она - ненадолго опередило сообщение Маловеру. Генерал собрал их в палатке. По мрачному, неподвижному его лицу было трудно что-то сказать, и Хард забеспокоился, что с наследником Раймондом что-то случилось. Но, как выяснилось, Маловер собрал командиров по другой причине. Первый советник Самаах казнен, признанный виновным в государственном преступлении, а, значит, Рагон - сын предателя.

До самого горизонта равнина усеяна ровными рядами солдат. Позади Харда свирепо полощутся на ветру флаги. Их все еще немало - доказательств верности стратегии старшего принца. Мощное их хлопанье внезапно добавляет Харду еще больше уверенности, хотя куда уж больше? Ветер стихает, ненадолго воцаряется относительная тишина, во время которой становятся слышны разговоры. Хард смотрит на говорящих - те мгновенно становятся ниже ростом, но ничего не говорит. Не сегодня. В отличие от риссенцев, сарийцы вовсе не выглядят измученными. Скорее разозленными. Они подобраны, неприятельская непогода их не трогает, на лицах - желание разметать врагов, втоптать в землю. Хард находит взглядом Бастина. Тот в окружении своих командиров, отдает последние указания. Поза сытая и уверенная, в мыслях генерал уже давно отплясывает на королевском балу. Интересно будет на него взглянуть, когда Риссену на помощь придет подмога из Кнотта. В том, что та прибудет с минуту на минуту, Хард не сомневается. Если кому и под силу призвать столь мощную державу, так только Раймонду. Хард не задается вопросом, что будет дальше. Что потребует взамен вмешательства Кнотт, откуда брать средства на разработку металлов в Скалистых горах, как восстанавливать утраченные политические отношения и где искать новых торговых партнеров - его это не заботит. Он знает лишь, что предстоит много работы, но его это не пугает. Он готов сеять смерть тогда, когда этого от него потребует его король. Конь под ним тихо ржет. Наклонившись, Хард треплет его по холке. За сарийскими спинами - склоны, пока пустые. Скоро они выпустят из своих стылых внутренностей кнотткие копья и мечи. Мгновение, когда это произойдет, навеки войдет в историю. Он впитывает каждый момент всей кожей, дома непременно расскажет отцу и Коэн, свидетелем какого эпохального события ему довелось стать. Хард неловко трет раненую ногу. Рана зажила не до конца и все еще ноет. Ему потребуется много упорства и прилежания, чтобы залечить ее полностью.

Младший наследник, должно быть, счастлив, услышав известия о старшем брате. Последние несколько месяцев он может списать на кошмарный сон и вернуться к своим картинам, в которых жизни больше, чем в нем самом. Однако, младший принц отнюдь не выглядит счастливым. Он сосредоточен, мягкий подбородок ожесточился, пухлые губы сжаты в тонкую линию, глаза сужены. Хард невольно задумывается о том, что чудесное спасение старшего брата не вызывает в младшем наследнике той эйфории, какую должно бы, однако тут же выкидывает нелепую мысль из головы.