Небесные (СИ)

Раз в несколько дней Карим проведывал ткача, и каждый раз Дяхин являл себя мучеником. Не из той был породы, которые легко переносят лишения. Стоптал себе ноги, похудел, обвис. От желания сыграть дрожали руки. Пока держался. Заливался, как будут чтить и ценить его в Амшере, какой уютный отстроит себе дом, как весь город будет ходить только в его одежде, потому что "уж в ткани-то он толк имеет". Когда никто не видел, многозначительно подмигивал Кариму, весьма довольный своей ролью, сыгранной в Баль-Гуруше.

Днем Карим ехал с благородным. Оглядываясь назад, видел ровный строй конников. За их головами, чуть позади, вздымались к небу пики невидимой пехоты. Меся колесами грязь, скрипели телеги. Карим вбирал в себя глазами строй, запоминал любые мелочи: отсвет доспехов на солнце, длину и оттенки разукрашенных перьев на солдатских шлемах, яркие рисунки на щитах. Потом обязательно расскажет в Бараде, что представляет из себя кноттская армия. Если б еще умел рисовать... А еще лучше - споет. Он принялся насвистывать легкую мелодию, подбирая такую, чтобы передавала всю доблесть и мощь кноттской армии, и к выходу из ущелья уже сочинил с десяток песен. Остановился перед мучительным выбором: какую из них нести с собой Барад? Не весь же сборник? Благородный сказал, что ни одна из этих песен не сгодится, и спел свою. Карим сильно подозревал, что воспевается вовсе не Кнотт, но сделал восхищенные глаза и даже похлопал.

Сутулый продолжал относиться к Кариму с подозрением. Казалось бы, Карим уже сотни раз продемонстрировал истинный пример верности и честности, но нет - если он оказывался в радиусе десяти метров от благородного, как меж лопаток ему вгрызался прочный взгляд, степень любви и дружественности в котором сводилась к нулю. Порой это бывало даже забавно. Когда Карим не загонял лошадь в поисках диковинок, он доводил сутулого до белого каления. Сделать это было так же легко, как понравиться девице. Достаточно было не отходить от благородного, засыпая его вопросами, на которые тот отвечал с поражающим терпением, пару раз положить руку на пустую пазуху, и скрывать своего собеседника из поля зрения сутулого, заслоняя спиной обзор.

- Не стоит выводить его из себя, - сказал однажды благородный. - Чтобы не избавиться от тебя прямо сейчас, его останавливает лишь то, что ты напрямую связываешь нас с Кноттом, в противном случае ты бы уже лежал в каком-нибудь лесочке с распоротым животом.

- Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, мой господин. Вы считаете, я вывожу его из себя? Что заставило вас так думать? Если я навел вас на подобную мысль своими действиями, то спешу вас заверить: они не имели под собой никакого дна, и были сплошь продиктованы лишь безразмерным уважением к вам и восхищением вашими же глубокими познаниями во всех областях небесной сферы. Если мои поступки давали повод истолковывать их двояко - а именно желанием досадить господина Агора - приношу свои искреннейшие заверения и спешу заверить, что впредь постараюсь избегать ситуаций, в которых ваш достойнейший спутник мог бы почувствовать мое к нему пренебрежение или нехватку внимания.

- Ты мастер говорить, но будут моменты, когда слова тебе не помогут. Я прошу тебя: попридержи свой пыл, не лезь на рожон.

- Кажется, мой господин не верит мне. Что ж, чтобы его успокоить и показать расположение к господину сутулому, я сделаю ему подарок, о котором меня просили многие.

- Что же это за подарок?

- О, всего лишь продолжение истории. Господин Агор!..

Под треск костра Карим поведал продолжение истории: