Именно так заканчивается «Жизель». Занимается заря, и вилисы вынуждены уйти. Жизель отступает к кресту на своей могиле, делая серию
Глава восьмая. Круговерть
Я начала заниматься балетом в подростковом возрасте. Поздновато для профессиональной карьеры, но мне казалось, что стоит проявить упорство и мотивацию, и у меня все получится. У меня длинные руки и ноги и хорошая природная выворотность. Я всегда была спортивной и получала огромное удовольствие от занятий; мир дуг и углов, пропорций, словно созданных самим Леонардо да Винчи, зачаровывал и манил. Каждое плие у станка было погружением в историю. С каждым релеве мою голову венчала корона. Я выковывала свои арабески, как ученик кузнеца выковывает первую подкову: достойна ли я приема в гильдию? Пока нет. Меня конфузили комбинации, путаные последовательности шагов, которые педагоги ловко отчеканивали и ждали, что мы так же ловко их повторим. В балетной труппе не место тем, кто не может подхватить последовательность мгновенно, почти инстинктивно, и через несколько лет это умение действительно становится инстинктом. Увы, все мои надежды рухнули, когда дело дошло до пируэтов. Пируэты стали моим Ватерлоо.
«Все шире – круг за кругом – ходит сокол», – пишет Уильям Батлер Йейтс в стихотворении «Второе пришествие». «Все рушится, основа расшаталась»[34]. В балете основа не может расшататься, и круги не могут стать шире – разве что совсем ненамного. Иначе – пиши пропало.
Помните, как в детстве мы кружились на одном месте на лужайке, раскинув руки и глядя в голубое небо, а потом падали, как пьяные, на траву? Или сидели на качелях, которые кто-то медленно закручивал, цепи затягивались все туже и туже, а когда вас отпускали, вы раскручивались в маленьком торнадо? Трудно противиться тяге к кружению. Кружатся дети, кружатся дельфины, кружатся самцы вальдшнепов, пикируя с высоты в своем брачном танце. В английском зоопарке Твайкросс есть даже горилла-балерина по имени Лопе, покорившая YouTube своими пируэтами. Кажется, будто все живые существа (и даже погодные явления) упиваются кружением и пользуются этой возможностью показать себя. Но в балете кружение должно быть также красивым и точным. Гимнастам необходимо умение красиво приземляться, а балеринам – заканчивать пируэт, не теряя равновесия, улыбкой или вздохом, торжествующей позой или плавным переходом к следующему па. Мы, зрители, смотрим балет не для того, чтобы тревожиться за танцоров на сцене, но вскоре понимаем, что пируэты для них – источник постоянной тревоги.
Слово «пируэт» происходит от нескольких европейских слов:
Несомненно, чем больше пируэтов, туров и вращений, тем зрелищнее танец. Они вызывают восторг, и для этого есть причины. Когда балерина уверенно кружится в двойном пируэте и добавляет еще один оборот, кажется, будто сама природа вмешалась в дело. Когда танцор кружится, как волчок, не замедляясь и не падая, и завершает вращение блестящим приземлением на одно колено или застывает в пятой позиции, как в молитве, он – само воплощение героизма в трико. В фильме 1985 года «Белые ночи» Михаил Барышников заключает пари, что сможет сделать пируэт из одиннадцати оборотов, и потом – меня каждый раз заново поражает эта сцена – делает их за шесть секунд, как будто для него это проще простого. Но когда танцоры впервые стали делать множественные пируэты? Линкольн Кирстейн пишет, что это произошло примерно в 1670 году. А Фрэнсис Мэйсон в книге «Сто один рассказ о большом балете» утверждает, что «пируэты очаровывали зрителей с самого зарождения балета, но множественные пируэты появились лишь в 1766 году». (1)