Если сложить все балансы (четыре серии по четыре), получится шестнадцать – возраст Авроры, число свечей на ее торте. Эти четверки придают «Розовому адажио» симметрию, внутри которой балансируют эти рискованные па: каждое становится для Авроры испытанием на прочность.
Не забывайте, что в этой последовательности Аврора выполняет балансы на месте, а не в движении; поток движения не помогает ей найти точку опоры. Шестнадцать раз она должна находить баланс на наносекунду, долю секунды, полную секунду, бесконечную секунду. Какой бы опытной ни была балерина, «Розовое адажио» каждый раз исполняется как в первый раз. И так должно быть. Здесь важнее всего хрупкость момента, а не стальная решимость, приводящая к «замороженному» балансу, нескромно долгому. Лепестки распускающейся розы нежны и первозданны, и главное в Авроре – деликатная первозданность ее балансов, трепет свечей на торте. Не считайте выступление провальным, если ваша Аврора затрепетала.
Между трепетно одухотворенным балансом и его противоположностью – вымученной позой, словно говорящей «наконец-то у меня получилось», – есть нечто среднее, более хрупкий и недолго живущий результат, тот, что мы часто видим в «Розовом адажио». Этот баланс вначале вроде не задается, но находится в процессе, расцветает и начинает сиять. Краткие мгновения уязвимости, когда танцор словно предстает перед нами обнаженным и лишь на полсекунды одевается в самую прозрачную из тканей – баланс – глубоко сближает нас с ним. Поймав это мгновение, проникшись им, мы обретаем более глубокое видение.
Глава двенадцатая. Балерина: цивилизация в пачке
Оксфордский толковый словарь сообщает нам, что слово «балерина» возникло в конце XVIII века как феминитив от
Словарь «Мерриам-Вебстер», к примеру, позволяет называть балериной любую девушку из кордебалета; более того, мы часто слышим, как этим словом называют любую девушку, надевшую пуанты. Однако чем глубже наши знания о балетном искусстве, тем большим уважением мы проникаемся к этому слову, ведь в нем еще слышны оттенки поклонения, которые окрашивали этот титул в былые времена. «Прима-балерина», «прима-балерина
Мнения по поводу того, кто достоин носить эту корону, всегда расходились и будут расходиться. В 2013 году бурю возмущения среди балетоманов вызвала статья в «Нью-Йорк Таймс», где предпринималась попытка определить, что такое «американская балерина» – «самостоятельная, искренняя, непосредственная». Американская балерина в этой статье противопоставлялась идеализированному типажу балерины Старого Света; далее авторы утверждали, что в настоящий момент есть «одиннадцать талантливых американских балерин, танцующих в шести разных американских балетных труппах, которые заслуживают звания балерины». Четыре дня спустя выпустили поправку к статье, когда выяснилось, что одна из этих «талантливых американок» родом из Англии. Все это показывает, как сложно даже отнести балерину к какой-либо категории, не говоря уж о том, чтобы дать определение этому термину. (1)
Тем не менее, каждая девочка, у которой когда-либо была пресловутая музыкальная шкатулка – та, где крошечная балерина в розовой пачке вращается под музыку, – интуитивно чувствовала истинный смысл этого слова и понимала, что это не просто танцовщица, а нечто гораздо большее: драгоценность, жемчужина человеческой культуры. Первые балерины, появившиеся в начале XVIII века, действительно были чем-то вроде национального сокровища – протекцию и поддержку им обеспечивали короли, аристократы и представители культурной элиты. Они были звездами в родной стране и за границей, располагали уникальной для женщин того времени личной и финансовой свободой и служили предметом эстетических дебатов, романтических фантазий и обожания поклонников. Так продолжается и по сей день: дебаты, фантазии, поклонники. В этой главе мы взглянем на эту тему под разными углами, рассмотрим ее материальные и нематериальные аспекты; сравним прошлое и настоящее и взвесим все невесомые проекции, из которых складывается образ балерины.