Небесные всадники

Вес-на! Весна!

ЛЮБОВЬ ЛЕТНЕЙ НОЧИ {5}

Парень несколько раз прошептал девичье имя и тихонько подергал дверь. Но в амбаре никто не отозвался. Усталая девушка спала возле двери. Он прижался ухом к замочной скважине и прислушался: ее дыхание раздавалось тут же, совсем рядом.

— Маали, слышишь?.. Маали!.. Милая…

Под полом амбара забегали мыши. Потом все стихло. Потом опять забегали мыши. И снова все стихло.

— Маали, миленькая!..

— Что?.. — раздался вдруг сонный голос. — Кто там?..

— Да я это… По голосу, что ли, не узнаешь? Куста я…

Девушка повернулась в своей постели. Солома зашуршала у нее под боком. Потом она сказала:

— Пришел все-таки. Я ведь тебя предупредила, что не впущу?..

— Так и не впустишь?

— Нет! Уходи.

— Маали, милая, но послушай… — и парень, грудью привалясь к двери, зашептал что-то совсем тихо.

— Ах, оставь ты меня в покое! — сердито воскликнула девушка.

Она, видно, повернулась на другой бок — опять зашуршала солома.

— Да что ты кричишь!.. — охнул парень. — Ради бога, потише… шепотом… Мари сегодня не здесь спит?

— Нет, она в хлеву на сеновале. А теперь уходи.

— Маали… Маали, миленькая, неужели ты и в самом деле такая?..

Послышался смех девушки. Да, видать, ее частенько корили тем, какая она есть. Она отсмеялась и, когда мыши в очередной раз пробежали, сказала:

— Какая? Такая, что не бегает за любым встречным парнем? Тебе этого хотелось бы… да! А теперь уходи!.. Понял, уходи! А то как выйду да отправлюсь на сеновал к Мари…

— Господи, это надо же, всего одну ночку она одна, и опять никак!..

— А не то пойду в дом да пожалуюсь хозяину, что ты мне спать не даешь!

— Тьфу, дьявол! Этого еще не хватало!

Батрак сплюнул, потом уселся на приступку амбара, которой служил жернов. Минуту-другую он молча глядел прямо перед собой. Потом перевел взгляд на дом и ригу. Они отходили от дневной усталости. Летняя ночь колыхалась в дреме над хутором, спал и он. Не спал разве только батрак у амбара да девушка в амбаре. Луна поднялась из-за дома, тень от него легла на траву.

Белела только ручка колодезного ворота да стропила риги. Парень сидел в темноте и видел на освещенном поле каждую горку камней, которые они собирали вместе с Маали. Высокие березы у прогона отбрасывали тень на ржаное поле. Вдалеке едва угадывался глубокий овраг, водоем да пыльная дорога… И мягкое летнее, почти беззвездное небо над ними…

Парень смотрел на все это, и тихий покой изливался в его душу. Только вот холодновато было. Он поплотней запахнул куртку и подтянул к груди ноги в подштанниках. Так он сидел и досадовал на девчонку-недотрогу: ишь, интересничает, даже в амбар не пускает!

Хотя нет, она не интересничает, подумал он. Одному господу богу известно, чем она мается в последнее время. Когда после толоки вечером все собрались на танцы, она сидела как истукан у костра и таращилась во тьму, а потом вырвалась из рук Кусты и убежала в лес. И вот сегодня вечером, когда они возвращались вдвоем с сенокоса, сказала:

— Ты сегодня ночью вообще не приходи. Не впущу.

— Почему? — с досадой спросил юноша.

Но Маали вместо того, чтобы объяснить, стала поправлять медно-красной от загара рукой сбившийся платок.

Припомнив все это, Куста снова ощутил как поднимается в нем злость на эту девчонку.

— Так вот ты какая! — повторил он.

Девушка вздрогнула, словно вышла из оцепенения.

— Так ты еще не ушел? — отозвалась она с горечью. — Что за напасть, нет от тебя покоя!

— Маали… Милая! — прошептал паренек. — Ну, что же ты так?..

— Отправляйся к Мари! Чего тебе от меня надо? Она тоже девушка… кругленькая, мягонькая…

— Маали, ну ради бога, подумай, что ты говоришь!..

Девушка, верно, поднялась с постели. Скрипнула половая доска, и мыши в испуге притаились. Потом послышалось шуршанье одежды и сдавленный сочувственно-печальный вздох.

— Пустишь, а… ну, пустишь, а? — допытывался юноша, и сердце громко стучало у него в груди.

— Ступай к Мари! — упрямо гнала его девушка. — Помнишь, как нахваливал ее — и пухленькая, и добренькая. Она тебя с распростертыми объятиями примет.

— Перестань, Маали! — раздраженно ответил парень. — Не то разозлюсь и если так не впустишь, дверь вышибу!

— Что это тебе от меня надо, чего у нее нет?..

Куста поднялся и зло глянул на низкую дверь.

— Ну ладно!.. — процедил он сквозь зубы. — Ладно.

Теперь, когда девушка задавала вопрос, в ее голосе прозвучало смущение.

— Ну, так чего? А известно чего… Ни стыда, ни совести…

И она в сердцах воскликнула:

— Все вы, пяраские! Ну, что липнете? Будто кому из вас другого надо! Лазаете по сеновалам да амбарам… А девушка потом делай что хочешь! Хоть иди топись! Никому дела нет! Камень у вас в груди вместо сердца!

Секунду было тихо. Потом Куста кашлянул, засмеялся и сказал:

— С каких это пор, Маали, ты так здорово все это знаешь? Что-то раньше ты так не говорила.

И еще какое-то время погодя:

— Маали, да открой ты! Что я по-твоему, не мужик, замуж взять тебя не сумею? Думаешь, так мужа себе заполучишь? Да ведь не скотина же он, чтобы мерзнуть из-за твоей блажи до полночи под амбарной дверью! Откроешь ты или нет?

Тихо в амбаре, как в могиле.