Небесные всадники

Нестерпимая горечь охватывала ее в такие минуты. Выходит, она ничем не лучше тех кукол, которым в любви грезятся одни поцелуи и которые живут в наивном ожидании, словно цветок, что вот-вот распустится. Блаженны они, ибо не ведают, что чувствуют, не знают, чего хотят! Вот кому в радость все эти легкие и блестящие безделушки! Никогда им не изведать той раздвоенности, того гнетущего противоречия между психическим и физическим, которое стесняет ей грудь.

Она словно жалела о чем-то, что уходит безвозвратно, угасает в бесконечном круговороте. В историческом прошлом и в завтрашнем дне она снова и снова видела беспрестанное столкновение желаний и возможностей, эту бесконечную трагикомедию в материнском лоне природы. Да и сама она со своим чувством, борениями и болью всего лишь одно из индивидуальных проявлений материи, определенное биохимическое соединение, форма существования живого белка. Позади остались ее предки от амебы до нынешних дней, в которые она ведет борьбу за неповторимость своего существования. У нее как личности нет ни прошлого, ни будущего. Она всего лишь миг, точка в бесцельном странствии, строфа в эпосе материи, повествующем о вечной смерти и воскресении, о вечном круговороте.

Но потом что-то мощное взрывалось в ней и выплескивалось в бурном протесте.

Исчезнуть — а если даже исчезнуть — что с того! Пусть жизнь — это сон, мало ли тех, кто, задумавшись об этом, терял остатки разума. А ты живешь и должна жить. Какое мне дело до того, что когда-нибудь моя могилка зарастет лопухами и бесцельно рыщущая во вселенском просторе планета в один прекрасный день налетит на земной шар и обратит его в космическую пыль! Но ты-то живешь теперь, в эту минуту и в этом месте. Значит, действуй! Уже завтра может грянуть революция, которую называют «концом света», и вечное забвенье развеет твой прах на все четыре стороны. Значит, лови мгновение! Ты человек, и то смятение чувств, которое томит тебя сейчас и здесь, — неотъемлемое свойство человечности. Так напрягись же, чтобы получить от нее максимальное удовлетворение! Во имя твоей бренной плоти и души!

Она стояла посреди комнаты, и казалось, пол под ней вздымается и опускается.

Но минутой позже она упала ничком на кровать и зарыдала. И эта вспышка была ей понятна, и тут она видела себя насквозь.

И никакие мысленные порывы и словесные извивы здесь не помогут.

Слабая и нервозная, она всем существом своим тянулась ко всему жизнеспособному и уверенному в себе. И, только глядя со стороны, могла дивиться той спокойной силе, которая хладнокровно могла распределять себя между несколькими видами деятельности, критически рассматривать свою работу, порой даже иронизируя над ней. И преклоняться перед такими деятельными натурами, самой быть деятельной хоть в малой степени — в этом было ее предназначение.

*

«Мидия» брела по едва различимой тропинке. За пазухой ощущалась тяжесть заряженного браунинга. И эта тяжесть сквозь нагоняющую сон усталость отзывалась в ней бодрящей радостью. Ты как охотник в дремучем лесу, как солдат в атаке! Эта черная игрушка придавала смелости и вселяла чувство защищенности. Она опять всколыхнула в девушке бунтарство ее детства.

Голова гудит, ну, и пусть гудит! Силой своей воли человек справится с усталостью бессонных ночей, пульсирующей болью в голове и снежной метелью. Силой воли, наперекор себе, не убоится самого опасного задания. Пока в сумрачных пещерах мозга единовластно правит разум. И как же радостно чувствовать, что противоборствующее окружение никнет перед ним, отступает даже чувство величайшей опасности.

Гимн борьбе гремит как песнь жизни.

«Мидия» брела вперед, торила дорогу в метели.

*

Она почувствовала, что ее как бы подхватила новая волна. Пробудившаяся любовь приумножила энергию. Стремление к кокетству уступило желанию сделать что-то значительное, возвыситься в своем свершении до него, мужчины.

Она ведь любила «Феликса», хотела его. Но как пробудить и в нем это чувство слиянности? Добиваться этого стыдливой краской на лице, потупленным взором, блаженными вздохами — всей той ребячливой пошлостью, которую сама она ненавидела до глубины души? Нет, ее любовь не из таких! Зачем наивно вздыхать и заливаться краской, когда знаешь, что такое женщина и что такое мужчина?!

А может, подойти к нему и сказать:

— Знаешь, я так хочу тебя. Проведи со мной эту ночь и еще много других ночей! — Но нет, нет! Разве этого она хотела, разве так? Нет, она счастья хотела, как и любая другая женщина, пускай даже сознательно. Иначе почему ее влекло именно к этому человеку, почему именно от его слов, его жестов трепетало сердце? А иначе не все ли равно было бы, чьи горячие руки обнимут твои плечи? Но нет, нет! Она хотела его одного, принадлежать ему одному, и он один должен был безраздельно принадлежать ей! И она будет отстаивать свое исключительное право изо всех своих слабых сил.

Но как же тогда, как? Разве не все тот же это животный инстинкт, который ищет проявления помимо того, что она хотела бы считать главным в своей жизни?