Небесные всадники

Ее сердце радостно трепетало, чувствуя эту боль отъединенности, говорившую только о ее безграничной любви к Аллану. Все ее существо стремилось стать одной-единственной огромной любовью. Чем сильнее она рвалась к нему, тем большее счастье щемило ее горящее сердце. О, еще больше, еще больнее! Ее грудь словно захлестывала сладостная огненная волна.

Она уже бежала по тропинке, минуя пригорки, и просыхающие волосы разлетались над ее головой.

Сейчас она войдет к Аллану, стыдливо-счастливая, как маленькая девочка. Они взглянут друг на друга с улыбкой — и только в его глазах увидит она всю глубину их любви, которая своим молчанием будит в ней радость, которая беззвучно сплавляет их в единое яркое пламя.

Какое утро, какая легкость во всем теле, как пружинит сырая земля под ногами! Она вспорхнула по лестнице, кинула простыню в комнату и постучалась к Аллану:

— Аллан!

— Да!

С сияющим лицом она влетела в комнату.

— Как долго ты спишь! — воскликнула она. — Я тебя еще когда будила. Но ты не слышал! А сейчас я была на озере.

— Я ждал тебя.

— Ждал? — лукаво смеющимися глазами она исподлобья взглянула ему в глаза. — А я вот совсем не спешила. Нисколько не торопилась. Да и с чего мне торопиться?

Улыбка играла в уголках ее губ и в ребячливых глазах.

— Любимый, — вдруг прошептала она, опустила голову на плечо Аллану, обвила руками его шею. — Как сегодня красиво повсюду! Я шла и думала, что мне это снится. И вот пришла к тебе…

— Ирис, милая… — прошептал он и обеими руками взял голову девушки.

— Волосы мокрые…

— Что?

— Волосы…

Тут она закрыла глаза, приподнялась на цыпочки и подставила губы для поцелуя. Дрожа всем телом, прижалась к нему. Его мягкие руки полны были нежности, а губы — любви.

— Он держит мою голову в руках, — подумала Ирис, сознание затуманилось, тьма окружала ее. — Он целует меня…

Ирис едва не висела на нем.

Полузакрыв глаза, Аллан наблюдал за тем, как сменяют друг друга оттенки выражений ее лица, которое сейчас было так близко. В его чертах было нечто давно знакомое, детски понятное и одновременно неизведанно-незнакомое, как вечно закрытая книга. С жадным интересом вглядывался он в это лицо, силясь понять и не понимая. Под его любящим взглядом снова и снова менялись черты лица истомленной нежностью женщины, преображаясь с каждой мыслью, с каждым чувством. В едва ли не прозрачной коже, по которой тенью пробегал даже намек на перемену настроения, в тонкой, гибко поднятой точеной шее было что-то неизъяснимо трепетное и нежное.

Они застыли, прильнув друг к другу, с полузакрытыми глазами, с отсветом усталого забытья на лицах. То бледнели, то вспыхивали ее щеки, а его блуждающему взору они виделись в многоцветной дымке.

2

Могучие каштаны стояли усыпанные цветами. Меж черных сучьев порхали желтые бабочки. Затхлый запах из-под кустов стлался по земле, как угар.

Хозяйка стояла во дворе и смотрела на цветущий каштан. Май только что вышла из чадной кухни, и глаза ее слезились. Всего минутку постояла она, растроганно любуясь деревом, и вот уже побежала по дорожке в хлев, и ходуном заходили ее кирпично-красные локти, будто она месила тесто. Глядь, она уже покачиваясь, выходит из хлева с тяжелым ведром. Состроив слащавую мину, она поднесла руку к глазам и поздоровалась с выходящими дачниками. Она смотрела им вслед с улыбкой на лице, все еще держа руку перед глазами. Дачники не успели еще скрыться за постройками, а на лице хозяйки опять проступила озабоченность. Она шагнула через высокий порог, и сразу же из пара донесся ее жалобный голос:

— Мийсу, ах ты, злодейка!

Из дымной кухни с костью в зубах выскочила толстая серая кошка с прижатыми к голове ушами. Хозяйка, тяжело дыша, погналась за кошкой по двору с разлохмаченные веником в руке. В воздухе мелькали розоватые подушечки кошкиных лап. И вскоре кошка, сгорбившись, сидела под низкой клетью, яростно урча, грызла кость, и белоснежный кончик ее хвоста нервно подергивался вверх-вниз. А хозяйка стояла возле клети на коленях, грозила веником кошачьей пасти, которую видела между камней, и причитала:

— Ах ты, беспутница! И ни капельки тебе не совестно! Кур прямо на глазах душишь, мясо чуть не изо рта хватаешь!

Кошка только коварно повела хвостом.

И уже хозяйка хлопотала в кухне, над клокочущими котлами, с непросыхающими от чада глазами. Можжевеловые кадки, ушаты, подойники, черпаки деревянные и жестяные, ковшики, большие и маленькие ложки — стучали и звенели в ее сноровистых руках, отправлялись в ванну с водой и появлялись оттуда с чистыми физиономиями. Проворные руки протирали им за ушками, обхлопывали их плоские мордашки, отчищали подбородки. А потом они водворялись на закоптелые полки, откуда хвастливо и надменно взирали на все четыре дымные стороны, и из носиков ложек, из ушек ушатов сквозь пар котлов на камень возле очага, на котором щепили лучину, капали слезы.