Это уже был крик души. Я и сам понимал, что давить на так подставивших меня купцов — не выход, но складывающаяся ситуация просто бесила!
— Угомонись, Кирилл, — усмехнулся Гюрятинич. — Трясти их, разумеется, нельзя. Пытать тоже. Но расспрашивать-то никто не мешает, верно? Особенно если действовать аккуратно.
— Я пробовал, — сник я. — Не вышло. И аккуратно… и вообще…
— О да, наслышан о твоем походе священной ярости, — уже чуть не в открытую смеялся мой собеседник. — Полгорода шепчется о Завидичах, восстанавливающих традиции ушедшей эпохи!
— Да ну… бред, — опешил я.
— Расспроси сестер Осининых, — лукаво предложил он. — Большую часть слухов, если я не ошибаюсь, как раз они и запустили.
— Убью вертихвосток, — простонал я, представив, что именно могли наплести острые язычки богатых на фантазии Мишкиных кузин.
— Лучше скажи им «спасибо», — неожиданно посерьезнев, посоветовал Гюрятинич. — Такая репутация дорогого стоит. Традиции в нашем кругу ценят, и мнение общества тут играет не последнюю роль. А уж для оскудевшей фамилии, только-только вынырнувшей из небытия…
— Может, мне им еще и торт подарить? — нахмурился я. Опять начавшие вылезать изо всех щелей боярские заморочки не прибавили хорошего настроения.
— Тут я тебе не советник, — махнул рукой Гюрятинич и, помолчав, вернулся к прежней теме: — А об оттоптанных мозолях все же подумай. Попробуй вспомнить, кому ты мог перейти дорогу.
И я вспомнил. Осинины… Вертихвостка… Зимний бал… Злопамятный братец. Долгих!
— У меня есть новости, — проговорил Владимир, даже не пытаясь упасть в кресло для посетителей, стоящее у торца стола в кабинете его младшего брата. Никанор терпеть не мог долгих бесед ни о чем во время работы, а потому кресла для гостей, чей статус позволял им сидеть в присутствии полицмейстера Новгорода, были сделаны так, что устроиться в них с удобством было просто невозможно, и это волшебным образом влияло на планы посетителей. Как-то так получалось, что, заходя в кабинет полицмейстера, располагающие всем временем Вселенной визитеры, планировавшие потратить толику этого богатства на полную намеков и экивоков беседу в лучших традициях света, уже через пять минут ерзанья в тесном, жутко неудобном кресле, то и дело врезающимся непонятно откуда взявшимися острыми углами во все доступные части тела, резко сокращали время визита до минимально возможного и начинали говорить четко, толково и исключительно по делу, что, разумеется, не могло не радовать вечно занятого хозяина кабинета.
Владимир Игоревич был прекрасно осведомлен об этой маленькой хитрости своего младшего брата, и предложенное им кресло просто проигнорировал, с удобством устроившись на широком подоконнике. Никанор печально вздохнул. Против семьи финт с креслом давно показал свою бессмысленность. Почему? Ну а кто еще, кроме близких, может позволить себе такое нарушение этикета в присутствии целого генерала и главы столичной полиции? Правда, был еще отец, тоже весьма близкий человек. Но в свои чрезвычайно редкие визиты Игорь Стоянович предпочитал занимать место хозяина кабинета, и тогда подоконник оккупировал уже сам Никанор, чтобы не затевать возни с заменой «поторапливающего» кресла на какое-то иное. Благо отец снисходительно относился к нарушениям этикета в «домашней» обстановке.
— Никанор, ты меня слушаешь? — окликнул брата Владимир.
Тот кивнул.
— У тебя есть новости. И? — проговорил молодой генерал. Действительно молодой — двадцать семь лет всего. Карьера, достойная зависти… и кривотолков. Ну, не объяснишь же каждому, что Никанор Игоревич еще в четырнадцать лет получил диплом бакалавра права, а по написанным им учебникам криминалистики уже пять лет как учатся будущие коллеги. Семья? Да, семья помогла. Но разве это не пошло на пользу делу? И лучше было бы, если бы в этом кабинете сидел какой-нибудь напыщенный отпрыск-самодур одной из «лучших фамилий», ни ухом ни рылом не понимающий в сложном деле поддержания порядка в городе и только и умеющий, что важно надувать щеки и вещать банальности! Вот уж вряд ли.
Владимир взглянул на вновь ушедшего в себя брата и, вздохнув, заговорил, ни на секунду не сомневаясь, что младший прекрасно его слышит и понимает. Просто, как и все гении, Никанор эксцентричен. К этому нужно привыкнуть либо просто прекратить общение и забыть о существовании некоего Никанора Игоревича. Владимир привык.
Стоило капитану «Феникса» умолкнуть, как его брат ожил. Издав что-то среднее между шипением и фырканьем, полицмейстер крутанул рукой в неопределенном жесте и весело взглянул на брата.
— А я ведь сразу предлагал позволить мне переговорить с Завидичами, — обвиняюще ткнув указательным пальцем в грудь Владимира, произнес Никанор. Старший брат только покаянно вздохнул и развел руками. Генерал удовлетворенно покивал: — Вот-вот. Сколько раз тебе батя говорил, чтобы ты слушался моих советов, а ты…
— И ты туда же! Мне отец уже плешь проел, — скис Владимир.