Я глянул на часы, вспомнил об Алене, которую обещал встретить после работы… и отказался от идеи немедленно мчаться к опекуну. Сначала нужно успокоиться, да и слово держать надо. Вот прогуляюсь с Аленой, приведу мысли и чувства в порядок, а там видно будет. В конце концов, ничего сверхсрочного здесь нет. Папки с данными давно уже переданы мною дядьке Мирону, так что он в курсе дела, а расспросить его я могу и завтра. Решено.
На то, чтобы исправить настроение загрустивших сестер Осининых, времени ушло не так много. Все же обе девушки, несмотря на различие их характеров, отличаются редкой жизнерадостностью и долго хандрить попросту не умеют, по-моему. Так что через полчаса я покинул их общество и, в очередной раз воспользовавшись выходом в сад соседнего владения, принадлежащего семье вассалов Осининых, незамеченным выбрался на улицу.
Вернувшись в кондитерскую, я повинился перед Аленой за долгое отсутствие, был великодушно ею прощен… и отправлен за столик рядом со стойкой, чтобы не отвлекал от работы и в то же время находился под присмотром. Я упьюсь сегодня чаем. Хотя-а… из этих рук я готов принять хоть яд.
Очевидно, в связи с подступающей все ближе осенью жители окрестных домов старались проводить побольше времени в прогулках, ничем иным такой наплыв посетителей кондитерской в этот вечер я объяснить не могу. В результате закрыть лавку Алене удалось только в десятом часу вечера, когда на улице уже начало темнеть. И то с большим трудом. Одну парочку, залипшую за угловым столиком и, кажется, совершенно потерявшуюся в какой-то своей розовой вселенной, пришлось дважды уведомлять о закрытии заведения, пока те не вернулись в реальность и, тяжело вздохнув, не покинули кондитерскую, оставив нас с Аленой наедине.
А через час мы выбрались на улицу и, оседлав наши велосипеды, медленно покатили по тускло освещенным улицам Новгорода.
Добравшись до дома, Алена закатила своего двухколесного «коня» в небольшую сараюшку на заднем дворе, а я остался у крыльца. Прислонился к стене дома и бездумно смотрел в перемигивающееся звездами темное небо.
Рядом прошуршало платье, и горячие губы прижались к моим губам.
— Извини, домой не приглашаю, — тихо прошептала девушка, разорвав поцелуй и, повозившись в кольце моих рук, добавила с ноткой вины: — Батюшка завтра уходит в рейс, дома дым коромыслом.
— Понимаю, — улыбнулся я. — Рундук один, весь дом в него не запихнешь, но попытаться стоит, да?
— Точно, — хихикнула Аленка.
Я было отлип от стены, но почувствовав движение, девушка еще крепче вцепилась в меня.
— Солнышко, отпусти, — попросил я и скорее почувствовал, чем увидел, как она помотала головой. Но почти тут же вздохнула:
— Пора, да?
— До полуночи всего ничего осталось. Мне Хельга дома такую трепку задаст за позднее возвращение…
— Ну, ты ведь и так уже опоздал. Полчаса туда, полчаса сюда, какая разница? — пробормотала Алена, крепче сжимая объятия.
— Она же волнуется, — попытался я объяснить.
— Я тоже волнуюсь. Но она-то хоть знает, где ты, что ты. А я? Ты так редко приходишь… все время какие-то дела. Да еще и взрыв тот! Ты хоть представляешь, как я за тебя переживаю?! Я же люблю тебя, дурак!
— Ох… — И вот что тут скажешь? Как объяснить ей, как убедить, что со мной ничего не случится, если я сам в это не особо верю?!
Но постарался… убедить. Уж не знаю, получилось или нет, но Алена вроде бы немного успокоилась, попутно стряхнув с меня обещание чаще появляться в кондитерской или у нее дома. Обещал, конечно… тем более что это не то слово, которого я не хотел бы сдержать.
Поцелуй. Долгий, нежный…
— Пожалуйста, береги себя, — шепот в спину, как теплый ветер.
Обернувшись, кивнул:
— Обязательно. До завтра, милая.
— До завтра.
Весело тренькнул звонок, еле слышно зашуршали по мостовой шины, и велосипед покатил вперед, набирая скорость. Поворот, еще один, ветер хлещет в лицо и подымается за спиной невидимыми крыльями, взметая над дорогой пыль и пока еще редкие опавшие листья. И в их шорохе тают все проблемы и неприятности, забывается мерзавец Долгих и вечно что-то недоговаривающий Несдинич, отходят куда-то на задний план проблемы в мастерской и воспоминания о просящей кирпича физиономии Литвинова. Душа поет, а губы сами собой складываются в мечтательную улыбку. Я влюбился? Ну да, давно и прочно! А что может быть приятнее, чем знание, что твои чувства взаимны? Что тебя любят и ждут? Ничего!
Разогнавшийся до сумасшедшей скорости, велосипед выносит на знакомую улицу и я, бросив взгляд в сторону темной громады госпиталя, скрывающейся за редкой полосой высаженных вдоль ограды невысоких деревьев, притормаживаю. Автоматически отмечаю окно палаты дядьки Мирона и, заметив горящий в нем свет, окончательно останавливаю своего железного «коня».
Настроение у меня просто замечательное, Воздух вокруг то и дело приходится утихомиривать, чтоб не пустился смерчем танцевать по улице. А потому решение приходит моментально и без рассуждений. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?