Так. Надо поговорить с дядькой Мироном и Гюрятиничем. И обязательно с Михаилом. Без его помощи я не справлюсь. Точнее, справлюсь, но отношения наши однозначно будут испорчены. И даже если позже он поймет, почему я поступил именно так, вернуть доверие Горского будет не просто. Совсем не просто. Может быть, стоит попытаться найти еще и китежцев? Или… ладно, с последним пунктом решим позже.
К приходу чем-то очень довольного Завидича я успел проголодаться, съесть приготовленный вернувшейся с рынка тетушкой Еленой обед и пробежаться по вопроснику очередного экзамена… назначенного на следующий день. «Начала навигации», бр-р… нужно озаботиться созданием нормальных навигационных приборов для моего дирижабля. М-да…
Ну, настроение опекуну я быстро испортил. А когда выслушал полную версию наших с Михаилом приключений в училище, он и вовсе вышел из себя. Хорошо еще, что ярость его была направлена не столько на двух горе-студиозов, сколько на дирекцию. Не любит Мирон Куприянович шантажистов. Ой, не любит.
— И что делать думаешь? — осведомился опекун, после того как выдохся, сообщая пространству, что именно он думает об одном конкретном директоре.
— Я взял время на размышление, — ответил я. — Но могу сразу сказать, что ни один из вариантов меня не устраивает. Так что буду брыкаться.
— Звучит несколько самонадеянно, не находишь? — помолчав, проговорил опекун.
— Как будто у меня есть варианты?
— Ну, раз уж ты намерен бороться… полагаю, что есть, — окончательно успокоившись, с усмешкой произнес дядька Мирон. — Может, поделишься?
Поделился, конечно. Выслушав мою идею, Завидич задумчиво покивал и, неопределенно крутанув ладонью в воздухе, согласился:
— Знаешь, что-то в этом есть. Нагло, конечно, и в случае отказа ты гарантированно лишаешься места в училище, но если выгорит… Ха! Тебе придется о-очень хорошо учиться… иначе выпрут.
— Понимаю. — Я поморщился. Опекун прав. Если удастся выиграть, преподаватели с подачи директора с легкостью устроят мне «веселую жизнь»… или не устроят. Но возможность такая есть. — Однако ложиться под систему, влезая в игры университета и адмиралтейства, мне тоже не с руки. Прожуют и косточек не выплюнут, если я правильно понял Мишкины намеки.
— Вполне возможно… — протянул дядька Мирон и вдруг встрепенулся: — А знаешь, ты же все равно будешь с нашим соседом разговаривать на эту тему? Вот и закинь удочку насчет присмотра студенческого совета. Ставлю гривну против марки, что у них найдутся связи в Ладожском братстве. Если, конечно, сможешь уговорить Михаила на участие в твоем плане.
На объяснение смысла сказанного опекуну пришлось потратить не меньше получаса. Зато к моменту возвращения Хельги я был уверен, что у меня есть не одна тема для предстоящего разговора с Горскими.
Намеки опекуна, что называется, пришлись ко двору. Беседа со старшим Горским, при моем появлении в их доме пребывавшем в весьма раздраженном состоянии, в конце концов свернула в нужную сторону. Иван Федорович закончил с чтением нотаций и, тяжело вздохнув, взялся за бокал с коньяком.
— Итак, молодые люди, что вы намерены делать в этой ситуации? — осведомился он, когда немного успокоился.
— Примем предложение директора, я полагаю, — индифферентно пожал плечами Михаил. Очевидно, отец и до моего прихода изрядно проехался по его мозгам, так что выслушанная нами тирада старшего Горского не произвела на Мишку никакого впечатления. А говорят, что повторение — мать учения. М-да.
— А мне бы этого не хотелось, — сказал я, когда Иван Федорович перевел взгляд с сына на меня. В глазах старшего Горского явственно мелькнуло любопытство.
— Интересно, и как же ты хочешь избежать этого… ультиматума? — спросил отец Михаила, покачивая тяжелым бокалом, на дне которого темным янтарем сияла ароматная капля — все, что осталось от налитой себе Горским порции коньяка.
Вот мы и перешли к делу. На изложение возникшей у меня идеи ушло меньше четверти часа. Нет, можно было бы и быстрее, но Иван Федорович не угомонился, пока не вытащил из меня все подробности. Загонял, как на экзамене, честное слово…
— Что ж… мысль здравая, — заключил он, закончив допрос и как следует обдумав предложенное, на что у него ушло еще две порции коньяка. Впрочем, на трезвости мышления Ивана Федоровича этот факт, кажется, никак не сказался. — И я даже понимаю, почему ты не хочешь, чтобы Михаил пошел тем же путем. Но почему ты сам не хочешь учиться в Классах?
— У меня слишком много дел в Новгороде и незакрытый матросский контракт, а в Классах отсутствует возможность заочного обучения как класс, прошу прощения за тавтологию. И если свои дела я еще могу отодвинуть на год, то контракт — это серьезно. Прерывать стаж мне сейчас совсем не с руки.
— Что ж, понимаю. Только одно маленькое уточнение, Кирилл, — кивнув, тихо проговорил отец Михаила. — В Классах курсы не делятся на годы обучения.
— Как это? — удивились мы с Мишкой.