Небесный артефактор

— И незаметный, — уточнил я. — Но пока это только проект. Посмотрим, как он покажет себя во время финальных испытаний.

— Когда? — тут же загорелась Хельга, но я вынужден был ее разочаровать:

— После доработки в нашей мастерской. Пока закончен лишь первый этап. Нет, мы, разумеется, испытаем и нынешний вариант, но… реально только для того, чтобы убедиться, что «Мурена» способна добраться до эллинга под Новгородом своим ходом.

— А штурманский стол?

— Вот его мы можем испытать в деле в первом же вылете, — кивнул я, и Хельга довольно улыбнулась. Ветров, как и обещал, не распространялся об установке на «Резвом» модернизированного штурманского прибора, и сестрица еще не имела возможности увидеть его в деле. Впрочем, учитывая, что сам Святослав Георгиевич уже полтора месяца находится в рейсе, у нее и шансов на это не было. Вне «кита» младший штурман и второй помощник капитана особо не общались. Ветров по-прежнему довольно холодно относится к «китоводам» — белоручкам вообще и чужим протеже в частности, а сестрица это чувствует и не горит желанием сокращать дистанцию. Но… это их проблемы, и лезть в них я не желаю. Сами разберутся, чай, не маленькие.

— Знаешь, Кирилл… если с «демонстрационным» испытанием я проблем не вижу, то перевод «Мурены» в мастерскую под вопросом, — медленно проговорил Завидич.

Я нахмурился:

— Что, Несдинич будет против?

— Ты правильно понял, — кивнул дядька Мирон. — Учитывая, что, кроме тебя, никто не знает, что именно нужно доделывать в дирижабле, твое присутствие в мастерской необходимо. Но из-за ситуации с Гроссом мы не можем так рисковать.

— Кирилл, а почему бы тебе не закончить работу здесь? — спросила Хельга.

— Чтобы через день после окончания работ все материалы оказались в распоряжении артинженеров седьмого департамента или Военно-воздушного флота? — вздохнул я. — Мне достаточно того, что наш куратор каждую неделю отсылает папки с отчетами своему начальству. И сколько там всего подсмотренного в моих чертежах и разработках, одному богу известно. О добровольно переданных схемах я и вовсе молчу. Но там хоть финансовая отдача была! А если они увидят, что именно я сотворил с обычной яхтой… запрут здесь на веки вечные без всяких Гроссов!

— Можно подумать, все так страшно, — фыркнула сестрица.

Я окинул ее долгим взглядом.

— Ну хорошо… Представь себе двигатель, который не весит ни грамма, потребляет энергии столько же, сколько обычный паровой агрегат, но не требует воды, а значит, не нужно резервировать несколько тонн грузоподъемности для тендера с жидкостью, или можно выкинуть полторы тонны железа в виде трубы конденсатора, высвободив таким образом как минимум полсотни единиц энергии, благодаря которым, кстати, можно чуть усложнить «облегчающий» рунный круг, добавив ему добрых десять процентов мощности? При этом, заметь, такой двигатель способен развивать совершенно сумасшедшую скорость, ограниченную лишь прочностью конструкции самого дирижабля и… некоторыми законами физики.

— За такие знания и убить могут, — медленно проговорил дядька Мирон.

— И убьют, — кивнул я, отводя взгляд от Хельги, ошарашенной результатами только что проведенного короткого подсчета, если я не ошибся, читая по губам ее тихий шепот. — Если узнают. Именно поэтому я так легко отдал куратору лишь некоторые наброски своих ранних идей и схемы штурманского стола. Последний требовал достаточно сложных расчетов, чтобы у Брина не осталось сомнений в том, что здесь я плотно занимался только столом и ничем больше.

— Вот, кстати, куратор абсолютно уверен, что в рунных расчетах ты натуральный гений, — оправившись от удивления, медленно проговорила Хельга. — Он прав?

— Нет, конечно, — фыркнул я. — Просто в Высокой Фиоренце мне повезло, и я получил в подарок от одного местного артефактора очень интересный прибор, серьезно облегчающий муторную работу с обсчетом рун.

— Это та железная трещотка неимоверного веса, которую ты постоянно прячешь от чужих глаз? — осведомилась Хельга.

— Именно, — кивнул я. — И когда я закончу с «Муреной», обязательно передарю ее Брину.

— Зачем? — изумилась сестрица.

— Чтобы его не считали гением и не пытались «законопатить» в Китеже навечно, — неожиданно рассмеялся дядька Мирон. Ну да, догадаться нетрудно.

— Верно. А себе я соберу другую. Это не так уж сложно, если знаешь принцип.

Хельга вздохнула и, покачав головой, неожиданно широко и заразительно зевнула.

Точно, уже первый час ночи! Засиделись мы сегодня. Или правильнее сказать «вчера»? Да ну, какая разница, один черт спать пора!

Несмотря на теплый майский вечер за окном, по полутемной комнате играли отблески пляшущего в камине пламени, а сидящий в кресле человек щурился, глядя на танцующие над прогорающими дровами желто-красные языки.

— Предлагаю провести операцию прямо на верфи. — Голос стоящего за спинкой кресла человека вырвал хозяина дома из размышлений.