Небесный капитан

— Договорились, — кивнул он. — Буду вас ждать! Смотрите, не задерживайтесь!

— Так что у вас за дело ко мне? — обернулась Лиза к боярыне Астафьевой, как только Рощин оставил их наедине.

— Не у меня… — Астафьева взяла ее под руку и провела в боковую комнату, где по случаю не было ни одной живой души. Вернее, одна была: приятной наружности молодой мужчина в мундире английского адмирала.

«Серьезно?! — удивилась Лиза, никак не ожидавшая такого поворота. — Только не говорите мне, что это…»

— Позвольте представить вам, баронесса! — с некоторой иронией улыбнулась Астафьева, прерывая на полуслове суматошный бег Лизиных мыслей. — Адмирал виконт Дэвид Уинчестер.

— А вы, адмирал, оказывается, вполне себе гуд лукинг[11], — холодно констатировала Лиза, не отказав себе в удовольствии пройтись по фигуре адмирала недвусмысленным, оценивающим взглядом. — Никогда бы не подумала!

— Я, баронесса, — ничуть не смутившись, ответил англичанин, — напротив, слышал о вас много лестных слов от профессора Паганеля. Он говорил, что вы интересная женщина и, пожалуй, ввел меня в некоторое заблуждение. Это не совсем подходящее определение, в том смысле, что оно принижает ваши достоинства.

«Вот же шельма!»

— Спасибо за комплимент! — сказала она вслух. — Итак?

— Я предлагаю прекратить военные действия!

— В каком смысле? — высокомерно подняла бровь Лиза.

— Вы прекращаете вендетту, — объяснил адмирал. — Мой отец — граф Уинчестер, — оставляет вас в покое.

— Уверены, что он согласится? — поинтересовалась Лиза.

— Он уже согласился, — чуть улыбнулся англичанин. — В Тумбуте он вас недооценил, баронесса, но после того, как некая дама прострелила череп майору Седжвику, он задумался всерьез. К слову, это я убедил свидетелей, что опознать женщину не удалось. Начинать еще одну судебную тяжбу было бы в высшей степени легкомысленно. Однако лорду Диспенсеру я изложил факты так, как следует. Расставил акценты, так сказать, и он согласился.

— Что-то еще? — поинтересовалась Лиза, предположившая, что предложение о мире касается не только ее.

— Да, — подтвердил адмирал. — Мне не хотелось бы, чтобы себерская разведка начала разыгрывать меня и моего отца, как карты в вашей внутриполитической игре.

— Вам? — уточнила Лиза, пытавшаяся представить сложившуюся ситуацию во всей ее полноте.

— Мне и правительству Его Величества, — развеял последние сомнения виконт Уинчестер.

«Что ж, не самое плохое предложение».

— Хорошо, — согласилась она. — Я не буду участвовать в этом цирке и передам ваше пожелание своим знакомым и родственникам. Такой ответ вас устроит?

— Вполне, — поклонился англичанин.

— Что ж, — пожала плечами Лиза, — значит, война окончена.

* * *

В конце концов, прием закончился. Все когда-нибудь кончается, выдохлось и натужное веселье традиционного осеннего бала. Но еще раньше, сразу после встречи с адмиралом Уинчестером, Лиза окончательно потеряла интерес к танцам, выпивке и «непринужденному» общению с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми. Кивнула утвердительно, отвечая на вопросительный взгляд полковника, оперлась на его руку и позволила Рощину увести себя в отель. И вот любопытная деталь: стоило переступить порог снятого ими люкса, как между Лизой и Рощиным возникло то напряженное чувство неловкости, какое случается обычно, когда, оставшись наедине, мужчина и женщина не знают, что делать дальше. Не могут решить, как следует поступить, что сказать и как посмотреть, не представляя и того, что предпримет другая сторона, и предпримет ли что-нибудь вообще.

Лиза неловкости такого сорта терпеть не могла, что в той жизни, что в этой. А потому поспешила исчезнуть из поля зрения полковника Рощина, чтобы заодно и самой его не видеть. С глаз долой, как говорится, из сердца вон. Получилось это у нее, впрочем, не так, чтобы очень хорошо. Ее одолевали сомнения, и тоскливая маета сжимала сердце, и отчего-то хотелось плакать. Ну, или почти хотелось. И все оттого, что вопреки своей уже вполне сформировавшейся в этом мире блудливой натуре, она не могла решиться ни на то, чтобы переспать с Рощиным — чего ей на самом деле очень хотелось, — ни на то, чтобы безропотно исполнять принятые на себя моральные обязательства, и ноги перед полковником ни в коем случае не раздвигать.

Закрыв за собой дверь в спальню, Лиза сбросила туфли, освободилась от «змеиной кожи» платья и в одних чулках прошла в ванную комнату. Вообще-то здесь было довольно прохладно, но для Лизы в самый раз. К тому же она не имела в виду принимать холодный душ. В расстроенных чувствах предпочтительнее горячая ванна, в которой, если что, можно и вены себе вскрыть. Впрочем, самоубиваться она не собиралась. Ей нравилось жить, и смятение чувств в этом смысле являлось всего лишь еще одним — пусть и небесспорным — признаком качества Лизиной жизни. Хорошая жизнь, по ее мнению, должна быть разнообразной в своих проявлениях. Где-то так.